Новая египетская армия, прибыв в Наварин, не стала медлить и сразу после высадки двинулась вглубь страны, уничтожая все на своем пути. Произошедшее вызвало резкую реакцию Колокотрониса.
То, что вы сейчас делаете, рассчитывая запугать нас, угрожая вырубить и сжечь наши плодоносящие деревья, нельзя назвать войной; бессловесные, не обладающие чувствами деревья не могут никому и ничему сопротивляться; но мы не сдадимся… даже если вы обрубите все ветви, сожжете наши деревья и дома, не оставите камня на камне… Даже если от греков останется всего один человек, мы не прекратим сражаться.
Через сто лет послание с точно таким же смыслом Черчилль отправил Гитлеру. Ваши зверства делают нас только сильнее: это как нельзя точнее выразило тот боевой дух, который двигал греками. Однако, как и Черчилль, Колокотронис мало чем мог его подкрепить.
Появляется Кодрингтон
О Лондонской конвенции сами греки, за исключением разве что одного Маврокордато, впервые услышали, когда вице-адмирал Эдвард Кодрингтон, командовавший британским Средиземноморским флотом, привел эскадру в гавань Напфлиона. Оттуда он переместился в Наваринскую бухту, местом встречи с французской и русской эскадрами.
Турецко-египетский флот стоял на якоре внутри бухты. Ибрагим-паша понимал, что положение у союзников непростое. Был конец сентября, надвигалось время зимних штормов, препятствующее выходу флота в открытое море. Идея конвенции заключалась не в том, чтобы развязать новую войну, а в том, чтобы принудить конфликтующие стороны к миру — если будет необходимо, при помощи «мирного вмешательства» (значение этого выражения так и осталось нераскрытым). Ибрагим-паша рассчитывал, что ему нужно лишь потянуть время, а уж потом его армия сделает все остальное.
Однако Кодрингтон был человеком, далеким от словесной эквилибристики. Он сражался при Трафальгаре под командой Нельсона и любил, когда все излагалось просто и прямо. Более того, он был ярым филэллином. Ему нужен был лишь
Гастингс и casus belli
Еще ни один человек не служил иностранному государству так беззаветно.
Из всех филэллинов самым популярным в Греции был Фрэнк Эбни Гастингс. Он дослужился до капитана королевского флота, сражался при Трафальгаре, а потом был уволен за то, что вызвал адмирала на дуэль, когда тот в порту прилюдно накричал на него. Тогда он предложил свои услуги грекам и вскоре завоевал их уважение и флотоводческим искусством, и выдержкой под огнем противника. Наверное, Гастингса и можно было назвать неудобным человеком, но никто не спорил с тем, что под парусом он ходил гениально. В 1824 г. ему стало ясно, что начинается эра пара, поэтому он вернулся на родину и почти полностью на собственные деньги построил судно нового типа. Это была 230-тонная парусно-паровая «Картериа» (по-гречески «выдержка», «настойчивость»). Предполагалось, что в сражение она вступит под парусами, затем при помощи двух огромных весел, работавших от пара, начнет маневрировать, а ее огромные гаубицы калибром 68 дюймов будут стрелять зажигательными снарядами во все, что может гореть.
Парусно-паровое судно «Картериа» на почтовой марке, выпущенной к 150-летию на чала войны за независимость Греции
30 сентября 1827 г. Гастингс привел «Картериа» в бухту Итея Коринфского залива, где на якоре стояли десять турецких судов. Запустив паровой двигатель, он принялся гонять корабль кругами и стрелять из гигантских орудий по всем направлениям. Через час четыре вражеских судна сгорели, а два были захвачены. Впервые в истории сражение выиграло паровое судно, а Гастингс убедительно доказал его превосходные качества.
Памяти Фрэнка Эбни Гастингса: греческая почтовая открытка, выпущенная в год столетия со дня его смерти
Через год он скончался от ран при попытке повторного взятия Месолонгиона. Греки похоронили его как героя, а сердце вынули и отправили на хранение в англиканскую церковь в Афинах. Во многих греческих городах в честь него названы улицы — причем англо-саксонская фамилия передается на греческий манер, Астиггос, — а в Великобритании он почти неизвестен.
Спровоцированный действиями Гастингса, Ибрагим-паша воспользовался отсутствием флота союзников — тот находился тогда на Ионических островах, — вывел свои суда из бухты и пошел на север, в Коринфский залив. Это было не особенно опасно (вскоре корабли к тому же вернулись из-за плохой погоды), но дало адмиралу Кодрингтону такой желанный
Наваринское сражение
Тихим утром 20 октября 1827 г. русская, французская и британская эскадры общей численностью в двадцать судов медленно вошли в Наваринскую бухту, где, выстроившись полумесяцем, их уже ожидал гораздо более многочисленный турецко-египетский флот.
Что побудило Кодрингтона к этой колоссальной авантюре? Во-первых, он не сомневался, что выиграет битву, несмотря на численное превосходство противника. Он понимал, что превосходство в вооружении гораздо важнее. Во-вторых, он был доволен, что нашелся так нужный ему