Вторая эпидемия, Черная смерть, появилась в Константинополе в 1347 г. вместе с генуэзскими купцами, бежавшими от монголов. Рассказывают, что монгольское войско, среди которого бубонная чума распространилась во время осады генуэзской фактории Кафа, расположенной в Крыму, катапультировало тела погибших от нее через стены городской крепости; возможно, это первый в истории случай применения биологического оружия. Зараженные купцы погрузились на корабли и отправились сначала в Константинополь, а затем в Геную и Венецию. Через год чума проникла и в Англию через морской порт Уэймут.
К 1380 г. от империи остались лишь Константинополь с пригородами и Пелопоннес. У нее не было денег — даже сокровища короны находились в залоге в Венеции, — не было армии, не было флота. И все же она просуществовала еще 80 лет. Как ей удалось?
У греков остался лишь один вид оружия, появившийся во времена Олимпийских игр и доведенный до совершенства более чем за два тысячелетия: тонкое искусство дипломатии. Как греческие колесницы сменили на арене римских гладиаторов, так и имперский дух сохранялся от войны до войны, только другими средствами.
Так как многие и разные дороги ведут к одной цели — победе, — то нет никакой разницы, по какой именно идти.
Быть дипломатом означало понимать соседей. В V в. в Константинополе был создан Совет по делам варваров. Его целью был сбор информации и о друзьях, и о врагах. По сути, это была первая в мире разведывательная служба, и одним из излюбленных ее приемов была доставка в Константинополь на (пере)воспитание сыновей иностранных правителей.
Свое древнее наследие византийцы использовали, чтобы произвести впечатление на соседей и повлиять на них. Иностранным правителям, которым случалось оказаться в городе, дарили роскошные тома классических авторов. Копии их посылали в Багдад, столицу Аббасидского халифата, и хранили в Доме мудрости, восточном аналоге Александрийской библиотеки. За границу отправляли и людей. Так, придворным астрологом халифа аль-Махди был византиец Феофил Эдесский.
Главным козырем дипломатической колоды был сам император, и греки делали все, чтобы его фигура внушала священный трепет. Пришедшие к нему на аудиенцию проходили сначала мимо грозной «варяжской стражи», и только потом попадали в тронный зал, где рычали механические львы, а на золотых деревьях пели золотые птицы. За счет какого-то неизвестного нам оптического эффекта император как будто воспарял перед гостями. В X в. итальянский дипломат и историк Лиутпранд Кремонский был прямо ошарашен: «Подумать только! Человек, который только что сидел передо мной на троне, стоявшем на небольшом возвышении, успел сменить одеяние и теперь сидел уже почти у самого потолка».
В начале XV в. Константинополь более или менее постоянно осаждали войска Баязида I Молниеносного, султана Османской империи. Унизительное «турне» Мануила II по европейским дворам оказалось безрезультатным. В 1401 г. он даже попробовал достучаться до Англии и вместе с королем Генрихом IV Болингброком встречал Рождество в Элтемском дворце. В его честь был задан роскошный пир, но среди рождественских подарков золота не оказалось.
Спасение — правда, лишь временное — пришло с востока. Тамерлан (Тимур), новый монгольский полководец, появившийся как будто из адских бездн, успел уже лишить жизни девятнадцать миллионов человек, расширяя пределы своей азиатской империи. Теперь уже она достигла границ империи Баязида. Напряжение росло по мере того, как оба жестоких правителя обменивались все более витиеватыми оскорблениями:
Так как корабль твоей непомерной гордыни потерпел крушение в пучине самолюбования, будет для тебя мудро спустить паруса поспешности и бросить якорь раскаяния в порту искренности, который также есть порт безопасности; а не то буря нашей мести утопит тебя в море наказания, чего ты более чем заслуживаешь.
Ангорская битва (1402) стала одной из решающих в истории Европы. Тамерлан разгромил армию Баязида, пленил самого султана и дал Европе время подготовиться к отражению натиска турок[47].
Зачем он это делал? Тамерлана снедало желание подчинить себе Китай так же, как в свое время сделали его предки. Он вынашивал этот план много лет. Очень соблазнительно представить себе византийских дипломатов, умело подсказывающих ему, как бы побольнее отомстить Баязиду. Их влиянием, возможно, и объясняется тот факт, что монгольская армия не стала двигаться вперед и не заняла Константинополь после победы при Анкаре.
Ангорская битва на полвека продлила жизнь империи, хотя жизнью это назвать было трудно. У пациента отказывали все органы, он был при смерти. В стране не было никакого порядка, потому что простые жители объявили войну развращенной элите. В Салониках, втором по населению городе империи, группировка, называвшая себя «зилотами» (ревнителями), убивала богатых прямо в их постелях. В сельской местности земледельцы, задушенные налогами, часто даже радовались приходу турок.
Население самого Константинополя сократилось до 50 000 человек, а ведь в годы его расцвета оно составляло около полумиллиона. Городскую землю почти всю распахали, чтобы он мог прокормиться самостоятельно. К 1348 г. годовой доход города составлял менее одной десятой годового дохода Галаты, генуэзского анклава на другом берегу бухты Золотой Рог. А уже через сто лет доходы одной лишь Галаты в семь раз превысили доходы всей Византийской империи.
Размеры империи стремительно уменьшались, но православная вера простых греков оставалась нерушимой. Каждый новый император отправлялся в Рим и, чуть ли не стоя на коленях, твердил папе о своем полном подчинении и даже готовности обратиться в католичество, лишь бы он объявил крестовый поход против коварных мусульман. В 1439 г. Иоанн VIII Палеолог вернулся из Флоренции, как Чемберлен из Мюнхена: он наконец-то сумел ратифицировать союз церквей и привез с собой подтверждающий документ. Его подданные, однако, не обрадовались. Рим они ненавидели сильнее, чем даже турок.
2000 лет Греческая и Римская империи неуклонно шли к своему концу, но в самой Греции, где все когда-то начиналось, произошел еще один всплеск возрождения, и только потом занавес окончательно опустился.
Камелот Средиземноморья
Все началось с французов. Маршал Шампани и Романии Жоффруа де Виллардуэн и еще несколько рыцарей-франков плыли морем, намереваясь принять участие в четвертом крестовом походе, когда буря выбросила их на западное побережье Пелопоннеса. К 1213 г. Виллардуэн сделался правителем почти всего полуострова. Его дворец Ла-Кремони, расположенный в долине Спарты, стал символом романтики и куртуазной любви. Рыцари часто останавливались там по пути в Святую землю. В 1249 г. сын Жоффруа, Гильом, построил рядом, на холме, большую крепость для отражения набегов славянских племен, все еще многочисленных в горах Тайгетского хребта. Ее назвали Мистра.
Вид Мистры работы венецианского картографа Винченцо Коронелли (Morea, Negroponte & Adiacenze), 1686 г.
Незадолго до того, как в 1261 г. греки отбили у крестоносцев-латинян Константинополь, они вернули себе еще и Пелопоннес. Крепость Мистра стала цитаделью живописного нового города, амфитеатром спускавшегося по склонам. Константинопольские богачи поняли, что их город обречен, и устремились туда. На их деньги строилось множество новых церквей, монастырей, дворцов — и нередко из камня, собранного на руинах Спарты.