– Это крупный остров в Балтийском море, – ответил Краснодубов. – Там, если верить сведениям от авиаразведки, полно местных, но они будут вынуждены потесниться.

Первая хорошая новость за всё время – нам есть, куда бежать. Правда, я понятия не имею, что делать на острове, население которого настолько резко увеличится. Еды там, однозначно, мало, а организацией снабжения будут заниматься военные, которых обстоятельства заставят часто высаживаться на континент и вступать в бой с ордами зомби. Перспектива, честно сказать, так себе.

Впрочем, если сравнивать с нынешней ситуацией, то перспективы Готланда выглядят даже как-то обнадёживающе.

– Два расчёта, Грабов, держи на острове, – продолжал полковник. – Сколько сможете поддерживать контратаки?

– Если только два расчёта, то бэка хватит до конца дня, – ответил старлей Грабов, а затем оглядел всех подчинённых. – Татаринов, Бурин – ваши расчёты остаются, остальные – за мной.

Значит, шрапнелью пострелять мне не суждено. Впрочем, не сильно-то и хотелось, потому что мы уже надёжно установили её низкую эффективность против мертвецов. Шанс на то, что чугунная стрелка попадёт в голову зомби, как ни крути, довольно низок, а основной ущерб мертвецы получают от бризантного действия[18] близко взрывающихся снарядов, которые взбивают мозги мертвецов в заготовку для омлета.

Нет, бывает, что осколки срезают немёртвые головы, но, в основном, они либо повреждают конечности, либо бессмысленно застревают в туловищах. Последнее вообще никак не сказывается на боевой эффективности мертвецов. Хотя нет, иногда у них вываливаются кишки и бедолаги спотыкаются о собственную требуху, падая под ноги равнодушных попутчиков по орде.

В общем, шрапнель делалась против живых и эффективна она именно против них. Вообще, концепция готовых поражающих элементов призвана увеличить итоговый ущерб жертве, чтобы она точно сдохла на месте от болевого шока[19] или истекла кровью – мертвецы таких недостатков лишены.

Мертвецов лучше всего сжигать, но ничего зажигательного у нас нет. Были зажигательные бомбы, но лётчики уже своё отвоевали, израсходовав вообще всё, что было доступно.

Страшно подумать, сколько гражданских было убито случайно… И мной, и остальными…

Выходим из террариума и движемся вслед за старлеем Грабовым. Так и не узнал, как его зовут по имени, потому что обращался к нему исключительно «товарищ старший лейтенант».

Иду и чувствую атмосферу отчаяния, царящую вокруг. Три-четыре дня назад были хоть какие-то смутные надежды на то, что мы пересилим и одолеем, но теперь ничем таким и близко не пахнет.

Склад размещён в здании кружка юных зоологов, а выдача осуществляется из киоска с мороженым. Мороженое там больше не продают, зато можно бесплатно получить оружие и боеприпасы…

– Чем порадуешь? – Грабов обратился к интенданту, старшине Воробьёву Г.Л.

Это был крупный дядя, годов сорока, в выгоревшей и потрёпанной форме, с красными лицом и руками – скорее всего, проводил много времени под солнцем. Только где он нашёл солнце в Питере? Видимо, с юга прислали.

Кепка у него висит набекрень, а ремень почти на яйцах, но сейчас всем плевать на соответствие формы уставу.

– Боекомплектом загружу так, что ходить не сможете, – ответил старшина Воробьёв. – Но из серьёзного есть только РПГ-7, три штуки, двадцать «карандашей» к ним, а также четыре ПГ-7В.

Если не ошибаюсь, «карандаш» – это осколочная граната для РПГ-7, прозванная так за характерную форму, отдалённо напоминающую писчую принадлежность. Но мне непонятно, почему противопехотные гранаты лежат у интенданта невостребованными, тогда как кумулятивных гранат осталось всего четыре.

– Вижу немой вопрос на твоём лице, старлей, – невесело улыбнулся Воробьёв. – Но не советую брать «карандаши», потому что ребята на них очень громко и матерно жалуются.

– Бракованная партия? – поинтересовался Грабов.