При этом именно Николай подготовил Великие реформы XIX века – он сам ненавидел крепостное право! Под его руководством разрабатывались девять редакций освободительного закона. Доля крепостных в крестьянстве сократилась при нем на треть. Россия снова стала абсолютно суверенной, а власть – сильной, авторитетной, свободной от заговорщиков и влияния извне.
Пушкин точно уловил, что Николай готовит
Впервые в моду входят: для мужчин – любимый Николаем казацкий мундир, а для женщин – народное платье. Подобное поведение императора, а затем и всего двора, со временем совершили переворот во всем дворянском семейном быту и воспитании. Это дало импульс и тягу к корням, к родной, забытой уже русской культуре. Через сближение с ней, будто новое ее узнавание, дворяне стали сближаться и с остальным народом, на тот момент бесконечно далеким и непонятным для своих хозяев и элит.
В 1833 году в Большом театре впервые исполнили новый русский гимн «Боже, Царя храни!». Он сменил прежний гимн-псалом на музыку британского гимна. В словах «Перводержавную Русь православную, Боже, храни!» – все новое (а на самом деле – забытое старое) русское мировоззрение. Гимн назвался «Молитва русских» – комментарии не нужны. Кстати, тогда же Глинка написал свою оперу «Жизнь за царя»: на ее «Патриотической песне» Николай I плакал. Гениальное произведение, потом возрожденное Сталиным под новым названием «Иван Сусанин».
Этот мощнейший импульс запустит просто цунами русского возрождения – волна будет расти от года к году и перешагнет в новый, XX век бумом неорусского стиля в архитектуре и всего русского во всех слоях жизни. Вспомните этот знаменитый придворный бал 1903 года, на который все гости, включая членов царской семьи и самого царя Николая II, явились в одежде древнерусских правителей. И это совершенно точно было не внешнее, костюмированное и маскарадное возращение. Это был тот самый дух, который всегда творит себе форму.
В нашем случае форма уже была сотворена, и возвращение к ней было приметой возвращения к жизни в Божием Духе, что неизбежно всегда влекло за собой выздоровление страны. Срабатывал вечный русский – библейский – закон: когда Россия обретала свой путь, становилась сама собой, возвращалась к Богу, к себе и к выполнению своей миссии в истории, она переживала и внешний расцвет.
Начало «золотого века» русской литературы: Пушкин, Лермонтов, Гоголь
Императора Николая называли цензором и душителем свободы слова, но при нем практически родилась и широко развилась журналистика, а журналисты (впервые и уже навсегда) стали властителями дум.
Императора винили в авторитаризме, но при отсутствии свободы трудно творить, а именно с Николая начался расцвет русской культуры – настоящее национальное культурное возрождение, прозванное «золотым веком».
Вся великая русская литература, дошедшая до труднодосягаемых глубин человеческой души и точности слова в описании этих глубин, сразившая этим словом и этим откровением о человеке весь мир, начинается теперь. Ее феномен трудно понять, не понимая православия, открывающего глубины духа в человеке. Именно из православного мироощущения, из этого знания о человеке и о Боге, которое хранится в православии, и сложилась русская литература «золотого века».
Полтора послепетровских столетия русское национальное сознание пребывало в жесткой турбулентности. Литература нынешней поры в каком-то смысле отражает несформулированную тоску по потерянному за эти 150 лет идеалу. Ее герои только и делают, что ищут смысл жизни, – вроде Пьера Безухова или Левина в «Анне Карениной».
Вся трагичность русской литературы XIX века – в несоответствии этого внешнего и внутреннего, в ощущении ошибки, сбоя с цивилизационного пути. Ведь литература наша сплетена из русского языка и Евангелия. Предельная евангельская правда обо всем – о человеке и мире – живет на страницах авторов «золотого века». Человек предстает там не ангелом или демоном, а самим собой – и в своей кричащей разнице между тем, какой он есть и каким призван быть. Вот это стало откровением от русских писателей: они писали не о том, что человек чувствует, а об истинной мотивации людей.
Многое началось с Пушкина, но у него самого все стартовало с его личного преображения. Будучи молодым, Пушкин еще похвалялся своим безбожием:
А потом что-то произошло. Какой-то внутренний переворот.
И родился «Борис Годунов» – уже о нравственных законах жизни, по которым должен жить монарх в первую очередь. Родились «Друзья», из-за которых многие реальные друзья от него отвернулись. Ведь там были строки:
Но такого Пушкина уже не читали в салонах. Гоголь свидетельствовал:
В конце жизни Пушкин очень сблизился с императором и начал издавать журнал «Современник», в котором назвал США мертвечиной:
Говорят, квартира, в которой умирал поэт, была завалена его нераспроданными изданиями. Символично, что поэт, ставший искренним христианином в последние годы жизни, умирал от пули Дантеса, в фигуре которого, как в зеркале, отразилось то общество, которое от Пушкина отвернулось. Дантес был либерал, республиканец, атеист.
Перед смертью Пушкин поцеловал письмо императора. Николай I взял на себя материальные заботы о его семье – оплатил долговые обязательства поэта, устроил будущее его детей. Это неудивительно: император вообще был одним из самых известных меценатов своего времени. Он открыл Эрмитаж, поддерживал художников. Есть картина Богдана Винневальде, где император с сыном как раз изображены в мастерской художника.