Православие – Самодержавие – Народность
Первый номер журнала Министерства народного просвещения от 1833 года начинается со вступительного слова министра Уварова, который словно схватывает витающий в воздухе в эти годы поиск национальной идентичности и формулирует концепцию русского государства:
Так рождается триада, которая для одной части общества станет недопонятой, но раздражающей мишенью[56], для другой – на долгие годы сформулированным идеалом устройства русской жизни. Прозорливый Уваров увидел всю русскую иерархию.
Русский народ религиозен – ПРАВОСЛАВИЕ.
Потому он предан царю, которого понимает как помазанника Божия, – САМОДЕРЖАВИЕ.
Вокруг царя и Бога народ объединен и в этом единстве не зависим ни от чего внешнего – НАРОДНОСТЬ.
Уваров пишет, что Россия крепка «единодушием беспримерным», тогда как другие народы «не ведают покоя и слабеют от разномыслия». Поэтому одна из главных задач русского царя – охранять это «единодушие» России от «разномыслия» Запада:
Уваровское озарение говорит о простой вещи: во главе России стоит Бог
Правдивость концепции Уварова будет доказана, как это ни печально, революцией: она стала возможной, потому что прежде из народа выветрилась вера. А без Бога царь перестает быть в народном сознании помазанником – тем, кто творит Его волю, и дальше обваливается вся пирамида. Это и произошло в 1917 году.
Триединство стало предметом либеральных шуток, но между тем Уваров был очень эффективным министром, совсем не слепым «квасным патриотом» и не сторонником изоляции России от всего остального мира с его достижениями. Образование при нем развивалось, Московский университет стал известен в Европе, и он же возобновил практику заграничных командировок для ученых.
Более того, на какой-то период это русское триединство воспринималось шире, чем только концепция и некий идеал для России – оно стало гарантией мировой безопасности и гармонии.
Есть у апостола Павла такие слова:
Эти слова – тайна последних времен. Часто их трактовали так: «удерживающий» – это православный монарх, христианский самодержец, который не дает распространиться злу по вселенной. Так всегда понимали высказывание апостола и в Риме, и в Византии, и в Москве.
В пору царствования Николая I, видя разлагающие процессы в христианских вроде бы европейских странах, Россия как никогда прежде осознает себя тем самым «удерживающим». Уже слишком очевидны становились плоды Французской революции, республиканских идей с их хаосом и безначалием под видом народных свобод. Потому еще царствование Николая I называли
Когда в 1848–1849 годах Европа стала разрываться бунтами и революциями, прозванными потом «Весной народов», Николай I писал брату своей жены, прусскому королю Фридриху Вильгельму IV:
Россия, осознав саму себя, снова осознала и свою миссию в мире – быть хранителем веры, защищать христианство от сил зла.
Исследователи считают, что Николай I дал в своей жизни пять великих христианских сражений: первое из них – сражение на Сенатской площади в 1825 году. Второе – в 1831 году, когда был подавлен польский революционный мятеж, после которого Николай, осознав губительную силу униатства как религиозного искусственного гибрида, стал преследовать его[58]. Третье сражение состоялось в 1833 году, когда Николай I, высадив десант на Босфор, спас гибнущую Оттоманскую Порту от орд египетского Мехмет-паши, за которым стояли французы и англичане, собиравшиеся выдавить турок из Египта. После этой победы проливы Босфор и Дарданеллы закрылись для всех, кроме Турции и России, обезопасив нашу страну. Четвертое сражение дал государь в Европе, послав в Австро-Венгрию в 1849 году стотысячный русский корпус и задушив там революцию.
А пятым и последним православным сражением императора Николая Павловича против либерально-революционной Европы стала Восточная война, позднее вошедшая в учебники под именем Крымской войны 1853–1856 годов, одной из причин которой стал спор о ключах храма Рождества Христова в Вифлееме.
Россию уже после победы над Наполеоном называли «жандармом Европы». Так будет почти весь век. Все это столетие мы обеспечиваем и контролируем баланс сил на Западе. После Николая Александр II поможет объединиться Германии, а союз Александра III с Францией обеспечит мир всей Европе.
Впрочем, Европа, как метко заметил Пушкин,