Карьеру Рылеева можно назвать блестящей: выпустившись из кадетского училища, в 1812 году он дошел с русской армией до столицы Франции; после отставки (уже вступив в масонскую ложу) он был избран заседателем уголовной палаты; служил в Российско-американской компании правителем канцелярии. Его считали неподкупным, справедливым человеком. В 1824 году он стал главой Северного общества декабристов, но планов цареубийства не поддерживал и даже сложил с себя полномочия перед 14 декабря. На Сенатскую он все-таки пришел.
Следующий рассвет Рылеев встретил уже как узник каземата № 17 Алексеевского равелина Петропавловской крепости. Император разрешил арестованному переписку с женой, и в строках этих писем можно увидеть настоящее преображение – перед лицом предстоящей смертной казни не осталось ни следа от прежней сектантской идеологии, а только искреннее перевернувшее его покаяние:
Кондратий Рылеев просил царя освободить его товарищей, а казнить его одного. Ведь только себя считает виновным в том, что пролилась кровь, – говорит, что соблазнил своих друзей своим словами. А вот последнее письмо, написанное за минуты до казни:
Казнь декабристов была шоком для страны – со времен Елизаветы Петровны смертной казнью у нас почти не казнили. Да, был Пугачев, еще какие-то преступники и бунтари из простого народа, но чтобы на эшафот поднимались дворяне – это было что-то невиданное.
Все в этой казни с самого начала шло коряво. То падал в обморок один из палачей, то ломался эшафот. После оглашения приговора Рылеев сказал:
На головы осужденным накинули белые колпаки. «К чему это?» – буркнул кто-то из них.
Веревка троих – Рылеева, Муравьева-Апостола и Каховского – оборвалась. Они пробили весом своих тел доски эшафота и свалились в яму. Спустя еще полчаса их приказали повесить повторно – на этот раз казнь совершилась.
Это покаяние, принесенное одним из главных идеологов декабризма Рылеевым в его последние дни и часы, замалчивалось даже тогда, когда о декабристах писали книги и их именем называли улицы. Как скрывалось и то, что внук Рылеева станет одним из самых преданных трону людей: генералом и начальником личной охраны государя Александра II.
Глава 8
Николай I: Россия становится… русской
Об этом царе преподобный Серафим Саровский говорил как-то одному из своих собеседников:
Господь продлил его жизнь на почти 30 лет царствования. В пору, когда весь мир начинал сходить со своих прежних основ, когда на Западе укреплялась республиканская Франция и грозила вспыхнуть «мировая революция», когда Россия, хоть и очищенная до времени от опасных тайных обществ, но все же бурлила в идейных поисках собственного пути и спорах о нем.
Царь обладал огромной работоспособностью (трудился по 18 часов в сутки!), поразительным личным мужеством – в 1831 году он сам усмирил холерные бунты в Петербурге и в военных поселениях Новгородской губернии, убедив бунтующих покориться властям. А еще – горячей верой. То, как молился государь в соборе Зимнего дворца, вспоминал Пушкин:
Об этом же можно прочесть и в воспоминаниях других современников:
Больше ста лет в русских монархах никого похожего не видели. Либералы прозвали его Николаем Палкиным и очень любят миф о том, что он настолько закрепостил Россию, превратив ее в диктаторское «полицейское государство», что именно это, дескать, не дало нашей стране одолеть противника в Крымской войне. Логика шатается со всех сторон. Во-первых, до конца Крымской, или Восточной, войны (а она была мировая на самом деле – против России сообща выступили все сильнейшие армии мира) царь не дожил, а в других своих войнах, с Персией и турками, одерживал большие победы. Во-вторых, беспримерный героизм русской армии в битвах этой войны снискал ей вечную славу. В-третьих, ни у одной из сторон в итоге не было выдающихся дивидендов от войны, и Россию никак не назвать проигравшей стороной в ней. Цели ничьей кампании не были достигнуты, а Россия все же отстояла себя в невероятном натиске со всех сторон, одновременно на нескольких фронтах. Но об этой войне и ее христианских мотивах мы подробнее расскажем чуть позже.
Самое главное, что разбивает миф о закосневшем в консерватизме царе и «полицейском» государстве, – это расцвет культуры в его пору. И вообще повсеместный рывок России – в искусстве, в промышленности, в науке, инженерном деле. Строятся железные дороги, крепости, храмы; открываются по всей империи университеты, училища, школы, театры; множатся печатные издания. Россия спасает австрийскую монархию, присоединяет Дунайские княжества, устанавливает протекторат над Босфором и Дарданеллами.
Да, государственный бюрократический аппарат разросся при Николае I до неслыханных размеров. Он сам признавал: «Россией правят столоначальники». Но за это следует сказать спасибо декабристам, дворянской элите, изменившей царю – на них он больше не опирался. Пришлось создавать тайную полицию, усиливать спецслужбы, ставить новых чиновников.