Мы идём по старому тракторному следу, петляющему по лесу. Я и Ида. Ида и я.

Эльфрида. Эльфрида. Эльфрида. Боже милостивый, думаю я и отвожу от неё глаза.

– А ты знал, что елям здесь вообще-то не место? – Она держит перед собой ветку и внимательно разглядывает её. – Это не натуральный лес. Его вырастили.

– Не з-з-знал.

– Чужеродный вид для природы Северной Норвегии. – Она смотрит на меня и подмигивает: – Почти как ты.

Я краснею и стараюсь смотреть в сторону, чтобы она не заметила.

– И вот ещё что, – говорит она. – То, что ты краснеешь, означает, что твой организм работает в режиме бей-или-беги.

Я так сильно смущаюсь, что жар разливается по всему телу, но, когда я смотрю на неё, я понимаю, что она не пытается высмеять меня. Она даже не глядит в мою сторону.

– Наши прапрапрапрапрадедушки реагировали так, когда оказывались перед медведем, – объясняет она. – Бороться с ним или бежать? Тело отзывалось напряжением. А ты реагируешь точно так же, когда разговариваешь со мной. Ты хочешь сбежать, и это на самом деле довольно мило. – Она хохочет и размахивает еловой веткой перед моим лицом. Посмеиваясь, я хватаю ветку и забрасываю её в лес.

Мы идём дальше по гравийной дороге, только мы вдвоём посреди этой огромной тишины, и я знаю, что буду шагать так до тех пор, пока она не скажет, что нам пора заняться чем-нибудь другим. Пусть у моих действий нет ни цели, ни смысла – только бы идти рядом с ней. Я улыбаюсь и смотрю за деревья. По моему телу прокатывается дрожь.

– Ида, – говорю я и останавливаюсь.

– Мм? – на меня смотрят любопытные зелёные глаза.

– Почему ты стала такой странной, когда увидела, г-г-где я живу?

Она замирает:

– Ты не знаешь?

– Не знаю чего? – спрашиваю я.

– Что случилось в этом доме.

– Нет, не знаю.

– Чёрт, – она смотрит на меня долгим взглядом, внимательно обдумывая свои следующие слова, и наконец кивает: – Пошли.

Я иду за ней. Мы садимся на каменную стену, выстроенную по краю дороги. Ида делает вдох и прокашливается: