– Герхард, – шепчет она, а потом сразу начинает смеяться и повторяет громче: – Герхард Торкильдсен. Мы не произносим его имя вслух. Он вроде Волан-де-Морта, понимаешь? Господи, я столько лет о нём не думала, сейчас даже странно об этом говорить. В общем, его так и не нашли.

– Он что, ещё жив?! – в ужасе спрашиваю я.

Она пожимает плечами:

– Полиция его искала. Весь чёртов город месяцами его искал, как я слышала, но он словно растворился. Люди решили, что он сиганул с моста, ведущего на материк. Покончил с собой. Не смог вынести. Только представь, что он совершил. – Она замолкает и смотрит вдаль. Когда она в следующий раз произносит его имя, её голос становится глуше. – Сначала Герхард застрелил своих дочерей. Двух маленьких девочек с длинными светлыми волосами. Двух девочек, которые ходили в ботсвикскую школу. Шести и девяти лет. Бам, бам. Потом он застрелил свою жену. А потом сбежал, скрылся в этом лесу. Нашли только палец.

– Палец?!

– Ага, – кивает она. – В доме нашли только его палец. Говорят, она его откусила.

– Ж-жена?

– Прямо перед тем, как он выстрелил в неё, она откусила ему палец, – она несколько раз громко щёлкает зубами. – Самозащита.

Мои мысли путаются.

– Но почему? – наконец спрашиваю я.

– Он был сумасшедшим.

Я делаю вдох:

– Слушай, я должен тебе кое-что рассказать. Ты подумаешь, что это немного странно.

– И что же? – говорит она. – Что в Китае едят собак? Что римляне использовали мышиные мозги в качестве зубной пасты? Что вероятность умереть по дороге за лотерейным билетом больше, чем вероятность выиграть в лотерею?

Я хмурюсь:

– Нет. Откуда т-т-ты всё это знаешь?

– Из интернета, – она хохочет.

Внезапно я жалею, что вообще об этом заговорил. Я понимаю, как это чертовски глупо. И эту Иду я вообще не знаю.

– Так что там?

– Ничего.