Она пихает меня в бок:
– Давай говори.
И я всё ей выкладываю. Рассказываю о своём младшем брате. О том, как он изменился после переезда в этот дом.
– Я проснулся оттого, что он стоял у моей кровати, – говорю я. – Понятия не имею, сколько времени он там провёл. Он смотрел на меня с такой злобой, ты даже представить себе не можешь, и сказал, что хочет сделать маску из моей кожи.
Она мотает головой, словно отказывается верить моим словам:
– А раньше он делал что-нибудь в этом духе?
– Никогда. Мы никогда с ним не разговаривали. Мы никогда не ссорились, не играли в игры и не строили деревянные домики, как делают все братья. Гард никогда не обращал на меня внимания. Он просто всегда был странным.
Потом я рассказываю Иде о звуках, которые слышал. О стуке в дверь. О плаче в коридоре. О занавесках, которые колыхались у закрытого окна. Она молча выслушивает конец истории. Когда я замолкаю, она смотрит на меня долгим взглядом, и я не знаю, верит ли она хоть одному моему слову.
– Что-то с этим домом не так, – говорит она наконец. – Зачем Герхарду убивать там свою семью? Что заставляет человека делать подобные вещи? Что, если… – Она закусывает губу и смотрит на меня. – Что, если это дом? Вдруг он сошёл с ума, потому что жил в этом доме?
– Сам дом свёл его с ума? – Я качаю головой: – Похоже на фильм ужасов. Это
– Разве? Разве
Я морщусь: не очень понимаю, шутит она или нет.
– Ида, – серьёзно отвечаю я. – Я не верю в такое. Должно быть другое объяснение. Должно…
Я не успеваю договорить. Ида резко оборачивается и вглядывается в деревья. Они стоят такой плотной стеной, что почти не пропускают лучей вечернего солнца.
– Ты слышал? – говорит она.
Птица напевает вдали весёлую песню. Больше я ничего не слышу.
– Что т-т-там?
– Тихо, – шёпотом просит она, поднимается и делает несколько шагов в сторону леса.
Я встаю на ноги, Ида оборачивается. Полчища комаров вьются перед её лицом.
– Просто мне показалось, будто я что-то услышала в лесу, – неуверенно говорит она.