С началом перестройки вышел закон, разрешающий индивидуальную предпринимательскую деятельность, и многие счастливые владельцы техники решили пустить ее в оборот.
Первый раз в видеосалон мы с мамой ходили еще зимой. Видеосалон находился в подвале здания Дома культуры железнодорожников и был, по сравнению с кинотеатром или театром, весьма незамысловатым заведением. Небольшой темный подвал оборудовали цветным телевизором (правда, импортным), подвешенным у самого потолка, а для зрителей поставили примерно пять рядов разномастных стульев. Всего в зрительном зале было около тридцати мест, но билет стоил гораздо дороже билета в кинотеатр. Там я впервые увидела мультфильм «Том и Джерри». Среди посетителей видеосалона я была единственным ребенком, остальные были, в основном, железнодорожниками, причем рабочими с линии, одетыми в желтые сигнальные жилеты и кирзовые сапоги. Но смеялись все. Ни до этого, ни после я не слышала, чтобы люди так смеялись. Уже через десять минут после начала сеанса лица у зрителей покраснели, и у многих начали ручьями течь слезы. Я сама через некоторое время почувствовала, что мне не хватает дыхания от смеха, и у меня даже началась резь в животе. К концу сеанса в зале раздавался совершенно невменяемый истерический смех, больше похожий на рыдание.
Тем же летом, когда я познакомилась с Юлей Афанасьевой, у нас в Горелово закрыли ремонт обуви, который находился в маленьком деревянном домике, и открыли на его месте… да, видеосалон. Мой троюродный брат Женька, который жил со своими родными на второй половине бабки Люсиного дома, прибежал ко мне с двумя билетами и пригласил меня в видеосалон на самый новый, только вышедший в прокат фильм «Терминатор». Я, разумеется, ничуть не подозревая подвоха, отправилась с ним… Ну, все, наверное, смотрели первого «Терминатора». Сейчас это один из моих любимых фильмов, но тогда смотреть его шел десятилетний ребенок, который в жизни еще не видел фильма, страшнее «Семнадцати мгновений весны». А зрителям показали картину, в которой люди умирали так натурально и страшно, что я сидела, вжавшись в стул, ни жива, ни мертва. Окончательно меня добили финальные сцены, в которых Сара Коннор, приволакивая раненую ногу, ползет по какому-то цеху, а за ней следом ползет страшный, искалеченный терминатор с лицом, потерявшим человеческий облик. Женька, если и испугался, то вида не показывал. Я однозначно заявила, что на такие фильмы меня больше приглашать не надо.
Прошла неделя. У видеосалона появилась новая афиша, нарисованная от руки. На афише вниманию зрителей предлагался новый фильм, поступивший в прокат – «Робот из будущего». Мы с Женькой опять заплатили по рублю и десять копеек за каждый билет и пошли смотреть. Еще когда шли вступительные титры, меня начало охватывать нехорошее предчувствие, которое перешло уверенность при виде первых кадров со злополучной Сарой Коннор. В этом видеосалоне была только одна видеокассета, которую в течение лета неоднократно прокручивали под разными названиями. Я не выдержала, плюнула на рубль десять копеек и выскочила из видеосалона.
1988 год
Учительница географии Наталья Владимировна – диссидент, но в тюрьме не сидела. Она слушает только-только разрешенную радиостанцию «Голос Америки» и всем об этом рассказывает. Наталья Владимировна за демократию и очень довольна объявленным новым курсом партии. «Лозунг «от каждого по способностям, каждому по потребностям» – чушь», – учит нас она. – «Люди не равны изначально». Далее Наталья Владимировна сообщает, что дай ей волю развернуться в условиях Запада, она быстро заработала бы столько, сколько пожелает. Эта тема вскользь упоминается на каждом уроке географии. Так, например, Наталья Владимировна сообщает опоздавшему ученику: «Андрей, если ты будешь все время опаздывать, то ничего не сможешь в жизни». Весь класс опускает глаза, мучимый озабоченными мыслями. «Нет, я не это имела в виду», – смеется Наталья Владимировна. – «Там-то природа подскажет. Я имела в виду деньги». Она же подкалывает учителя истории Виктора Борисовича, который на каждом уроке проводит политинформацию и читает нам заметки из газеты «Правда»: «Ну что, много правды прочитали?».
Но в один прекрасный день даже Наталья Борисовна берет в руки свежий номер «Правды». В тот день Виктор Борисович даже не предполагал, что прочитает первую статью о коррупции высших работников Коммунистической партии Советского Союза. Это была статья по материалам расследования «хлопкового» дела в Узбекистане. На той неделе политинформации на уроках истории у нас не было и вообще больше не было: политинформация теперь была на уроках географии. От Натальи Владимировны мы услышали пересказ этой громкой статьи, но практически ничего не поняли. Мы тогда еще не знали слова «коррупция», зато запомнили фамилии – Гдлян и Иванов.
В нашей коммунальной квартире никто и никогда не выписывал газет, но тетя Аня Асолоткина принесла этот номер «Правды» с работы. На кухне все, бросив свои домашние хлопоты, обсуждали статью. Последним пришел с работы дядя Саша Радченко, который был еще не в курсе дел. Прочитав статью, дядя Саша поменялся в лице, бросился к телефону и набрал телефонный номер редакции газета «Правда» в Москве. Тут как раз мое присутствие заметили и направили меня в комнату, но даже из комнаты я слышала крики дяди Саши: «Вы провокаторы и клеветники! То, что вы напечатали, называется политической порнографией!»
Впоследствии ни развал СССР, ни дефолты, ничто не заставило дядю Сашу изменить своих взглядов на Коммунистическую партию. Только он чувствовал себя и свои идеалы преданными, преданными всем народом.
Странные странности
В нашей с мамой комнате стоял проигрыватель, на котором мы крутили пластинки. В настоящее время он перекочевал в наш старый, заброшенный после смерти бабки Люси, гореловский дом. Даже сейчас, когда я его вижу, я понимаю, что это очень красивая вещь. Проигрыватель представлял собой большой продолговатый ящик из полированной фанеры, на четырех черных тонких ножках, красивого теплого цвета красного дерева. Сверху была дверца, ее нужно было откинуть для того, чтобы открылся диск с золотистым стерженьком, на который и надевалась виниловая пластинка.
С детства я слушала на этом проигрывателе пластинки со сказками. Уже года в четыре я вполне самостоятельно выбирала сказку и включала проигрыватель. Тогда он вообще мне казался волшебным ящиком.
Музыкальных пластинок у нас было немного; в основном, их покупала и дарила нам бабка Нина. Самыми первыми у нас появились пластинки с собранием песен Владимира Высоцкого и Марины Влади. Мама их слушала редко, наверное, потому, что в те годы практически не бывала дома. А вот бабка Нина приходила и включала их довольно часто.
– Не хочу слушать твои глупые песни! – возмущалась маленькая я. – Давай поставим сказку.
– Не такие уж они и глупые, эти песни, – назидательно говорила бабка Нина, выставив по привычке указательный палец, что меня в детстве очень раздражало. – Что, по твоему, значит: «Но что-то кони мне попались привередливые, и дожить не успеть, и допеть не успеть»? Кто такие кони?
– Кони – это лошади такие, – терпеливо объясняла я бабке Нине очевидные для маленькой меня вещи.
– Глупенькая, – вздыхала бабка Нина. – Кони в этой песне – это годы, которые неизбежно и быстро уходят.
Но я не хотела слушать ни про коней, ни про годы. Я хотела слушать сказки.
Наш проигрыватель доживал последние годы своей полезной жизни, поскольку в продаже уже появились кассетные магнитофоны, когда мама моего троюродного брата Женьки, тетя Лена, привезла нам новую музыкальную пластинку. Это был альбом группы «Modern Talking» (не помню его названия) с песней, после прослушивания которой и начались странные странности. Песня называлась «Atlantis is calling (S.O.S for love)». Танцевать диско я не умела и вообще имела слабое представление об этом танцевальном направлении. Но музыка меня так заводила, что я начинала хаотично прыгать по всей комнате, выписывая невозможные кренделя и размахивая руками. Обычно я проделывала эти фокусы, когда оставалась дома одна, но вскоре меня раскрыли: во-первых, потому что от моих ужимок и прыжков сотрясалась вся посуда в соседних комнатах и начали жаловаться соседи, а во-вторых, я так увлекалась, что не слышала, как приходили с работы взрослые и остолбенело стояли в дверях, наблюдая эти странные телодвижения. Только мама догадывалась, что на самом деле я так под музыку мечтаю. Какое-то странное сочетание невообразимых движений и звуковое воздействие рождало в моей голове удивительные, захватывающие картины, одной из которых и самой моей любимой была картина полета волшебного дракона над Лабиринтом. Да-да, не удивляйтесь, свой волшебный Лабиринт я не забросила и до сих пор. Драконом была, соответственно, я.