Воспоминания о моем отце

Я начала часто задавать себе вопросы: «Каким был мой отец? Любил ли он мою маму и меня?». Ответы на эти незаданные никому вопросы приходили сами собой. Например, когда я рылась в серванте.

Хранилище памяти. Я нашла белый пергамент, на котором напечатаны машинописью латинские буквы. К нему приколот перевод с нотариальной печатью. Постановление под председательством судьи Ласаро Эспиноса Лопес, Амансио (Куба), XXX год революции. «…Ответчик Мигель Анхель Хименес Кастельянос на судебном разбирательстве заявил, что получает ежемесячно двести шестьдесят пять песос в национальной монете, имеет на своем иждивении супругу и трех несовершеннолетних детей от третьего брака, а также несовершеннолетнюю дочь от первого брака, поэтому не выплачивает алименты Хименес Юлии Мигелевне, гражданке Союза Советских Социалистических Республик, своей дочери от второго брака, считая их размер завышенным… Суд постановил: взыскать с Мигеля Анхеля Хименеса Кастельяноса, работника дистанционного управления железных дорог города Камагуэй, алименты в размере двадцать песос ежемесячно в пользу гражданки Союза Советских Социалистических Республик Хименес Юлии Мигелевны до достижения ею совершеннолетия, плюс пять песос ежемесячно для покрытия задолженности по алиментам…»

Мама сосредоточенно гладила белье, когда я коварно подкралась сзади.

– Мам, у меня что, есть старшая сестра?

– Да. Её зовут Летисия. – Мама положила утюг, подошла к серванту и достала из пакета, куда недавно перекочевали все папины фотографии, маленькое фото, на котором изображена девочка с высунутым языком.

– Не может быть! Она же беленькая вся, а родилась на Кубе. Я вся черная, как ворона, а живу в СССР. Я похожа на тебя?

– Нет, ты как раз похожа на отца, – заверила меня мама.

– А двадцать песос – это много?

– Двадцать песос – это двадцать два рубля. Ты уже везде нос сунула? – Мама достала пергамент и убрала его высоко на трельяж. Но уже поздно: я прочитала всё, что нашла.

Когда я осталась дома одна, все документы и фотографии благополучно перекочевали ко мне в секретер. Сейчас они тоже хранятся у меня.

Неожиданно информация пришла еще из одного источника. Когда я возвращалась из школы, на улице меня остановила незнакомая пожилая женщина. Ну, не совсем незнакомая. Я знала, что она живет в соседней парадной.

– Юля, ты уже совсем большая девочка! В каком ты классе?

Я, не очень заинтересовавшись разговором, вежливо отвечала на ее вопросы типа «Как дела в школе? Как здоровье бабушки?», и вдруг незнакомая женщина начала говорить действительно важные вещи:

– Твой папа так тебя любил в детстве. Каждый день гулял с коляской во дворе.

– Вы знали моего папу?

– Кто ж его не знал! Его знал весь дом. Твой папа был душой любой компании: и пел, и плясал. А какую пиццу вкусную готовил! До него мы и не знали, что такое пицца. Ну, иди, иди домой, деточка…

Бабка Нина тоже подкинула немного информации. Я пошла к ней в гости и завела разговор на интересующую меня тему.

– Мигель? Что это тебя заинтересовало? Золотой был человек, ангельского терпения. Один раз захожу к вам в комнату, когда еще в Горелово жили, ты не помнишь, а твои папаша с мамашей разругались. Гляжу, а все Мигелевы рубашки в ленточки изорваны. Но ничего, помирились. Милые бранятся – только тешатся.