– Вы нашли его?.. ― спросил он дребезжащим от волнения голосом и уточнил, словно я мог его неправильно понять: ― Перстень Соломона?
Я отрицательно покачал головой.
– Нет, ― ответил я, ― но, боюсь, он в самом деле существует и до последнего момента действительно находился в Москве.
– Почему боитесь? ― удивился Ракицкий.
– Потому, что это многое неожиданным и мистическим образом истолковывает… А я, как и вы, не хочу объяснять всё мистикой.
– Значит, драма не закончилась? ― Ракицкий растянул губы в виноватой, унылой улыбке.
– Она только начинается, ― ответил я и вышел.
На следующий день я посетил дом на «Сухаревской», где жила бабушка Карины. Софья Петровна открыла дверь и пропустила меня в прихожую.
– Как я рада, что вы пришли, мальчик мой, ― сказала она со вздохом облегчения; её глаза горели абсолютно искренней радостью. ― Как ваше самочувствие? ― Она опередила меня ровно на секунду, когда я уже открыл рот, чтобы спросить у неё то же самое. Она поняла это и улыбнулась:
– У меня всё хорошо, Руслан… Проходите в комнату.
В гостиной меня встретили уже знакомые изображения древних финикийских богов. Теперь я смотрел на них немного по-другому. На овальном столе, застеленном белой скатертью, как и во время первого моего появления у Софьи Петровны, лежали исписанные листки бумаги и книги.
– Я вам звонил, ― немного запинаясь, промолвил я, ― примерно спустя неделю после нашей встречи… Но мне сказали, что вы в больнице.
– Ни в какой больнице я не лежала! ― эмоционально отреагировала на мои слова Софья Петровна. ― Это всё они подстроили. ― Она показала головой куда-то вверх, явно намекая на прослушку. ― А телефон у меня в то время вообще не работал.
Софья Петровна встала у стола, скрестив пальцы рук.
– Они оставили в моей квартире свои жучки, ― сказала она, слегка понизив голос. ― Кажется, именно так они называются… Впрочем, теперь это совсем не важно. ― Софья Петровна махнула рукой. ― Я должна сказать вам, что с Кариной всё хорошо, она передавала вам привет и, ― Софья Петровна улыбнулась, ― поцелуи… Карина очень переживает за вас, но, как я понимаю, по крайней мере, со здоровьем у вас всё нормально… Они с отцом в настоящее время находятся очень далеко, вне досягаемости кого-либо из недоброжелателей.
Я выдохнул и провёл ладонью по горячему лбу. Теперь я был внутренне уверен, что Карина находится в безопасности.
– С ней можно связаться? ― торопливо спросил я. ― Я хочу поговорить с Кариной.
Софья Петровна отрицательно покачала головой:
– Это пока невозможно. Она сказала, что обязательно даст о себе знать и свяжется с вами, но не сейчас. В настоящий момент это было бы всё ещё небезопасно. Но не беспокойтесь, всё произойдёт в своё время… Не хотите чаю, Руслан?
Я с изумлением взглянул на Софью Петровну и утвердительно кивнул. Пока Софья Петровна хлопотала на кухне, я сидел на диване и отстранённо рассматривал стены и мебель комнаты. Я думал о Карине. Самое главное, что стало меньше неопределённости, успокаивал я себя. С этого момента я почему-то стал чувствовать себя намного уверенней и спокойней. Она помнит обо мне, и мы обязательно скоро встретимся, думал я, полностью поглощённый своими переживаниями… Мой взор бесцельно скользил по отдельным вещам, стоявшим на комоде, и по висевшим на стенах картинам, перескакивая с одного предмета на другой. Пару раз, проплывая по разноразмерным пятнам заполнивших стены комнаты, обрамлённых художественных изображений, мой взгляд спотыкался о какое-то непонятное, неведомое мне препятствие, автоматически возвращался назад, но, не находя в мутном сливающемся образе разноцветности ничего привлекающего внимание, полз дальше по узорчатым светло-зеленым обоям гостиной. Внезапно я осознал, что моё внимание обращает на себя небольшой графический рисунок. Я застыл, и вызванный в памяти фотографический слепок чёрно-белого изображения, не успев стереться в моём сознании, заставил вернуться взглядом к небольшому графическому портрету, скромно висевшему в окружении больших, чем он, живописных картин. Я хотел было подойти к рисунку, чтобы внимательнее рассмотреть его, но в этот момент в комнату вошла Софья Петровна. В руках она держала поднос с чайником, чашками и вазой, наполненной шоколадными конфетами.