– Договорились, Иван. ― Моя рука оказалась в ладони Сарычева, и он её крепко и радостно, но со всей осторожностью пожал.
«Но неужели перстня не было?» ― цепляясь за тающую надежду, тоскливо подумал я, смотря прямо в глаза Сарычева.
– Поправляйся и приходи ко мне на работу, ― сказал тот. ― Толковые ребята нам нужны.
Я виновато улыбнулся и отрицательно покачал головой. Сарычев с сожалением вздохнул и встал.
– Что я могу ещё для тебя сделать? ― спросил он перед уходом.
– Скажи, где похоронены Алексей и Бурят, ― попросил я. ― Теперь я их вечный должник…
Скоро мне позволили вставать и разрешили свидания. В первый же день после этого ко мне прорвалась моя мама. Я почувствовал, что её нервное возбуждённое волнение немного улеглось лишь тогда, когда она обняла меня и увидела улыбку на моих губах.
– Но как же так получилось?! ― воскликнула она, вытерев платком набежавшие вдруг слёзы. ― Боже, как же так произошло, Руся?!
Я успокаивающе гладил маму по руке и вдохновенно врал, что до злополучного дня, когда меня ранила шальная пуля, я находился в командировке в Самаре, а в день возвращения зашёл к знакомому, жившему на Удальцова; а там – такая вот заварушка… Но теперь всё просто прекрасно, да и врачи это могут подтвердить – скоро должны уже выписать. «Эх, мам, знала бы ты, сколько у меня для тебя новостей, ― думал я. ― И самая главная, что ты, возможно, скоро станешь бабушкой. Не об этом ли ты мечтала и корила меня за то, что твой единственный непутёвый сын ходит бобылём и совсем не собирается заводить семью… ― Я улыбнулся про себя. ― Однако сейчас об этом я не могу тебе ничего сказать. Время всё расставит по своим местам».
– Ты везунчик, ― успокоившись, тихо и радостно говорила мама. ― У нас в роду Колмогоровых, что по моей линии, всегда мужикам везло.
– Везунчик… ― машинально повторил я, задумавшись. ― И в чём же им так везло?
– Вообще, в жизни, ― ответила мама. ― Дед твой Константин Михайлович, всю Отечественную войну прошёл, воевал с сорок первого по сорок пятый, два раза был в окружении, три ранения, одно очень тяжёлое – осколок чуть не перебил артерию, но судьба миловала, вернулся с войны живой.
Я кивнул, вспоминая старые рассказы матери о своей семье.
– А про прадеда твоего я не рассказывала? ― встрепенулась мама.
– Это который был белым офицером и воевал у Корнилова? ― устало спросил я.
– Да, да, ― подтвердила мама. ― Он самый. На Первой мировой воевал, был ранен, три Георгия имел, четвёртым не успели наградить, хотя, и получил представление – случилась революция… Потом гражданская война, он один из немногих добровольцев, выживших в знаменитом Ледяном походе Корнилова. После победы красных эмигрировать не стал, подправил свою биографию и остался в России, устроился работать учителем и спокойно дожил до старости… Удивительная у твоих деда и прадеда судьба была. Такое впечатление, что Бог их хранил, оберегал от смерти, определив для них какую-то цель, достигнув которую, они могли уже спокойно уйти. ― Мама ласково, с улыбкой поправила мою сбившуюся чёлку. ― Кстати, я тебе раньше не говорила, прадед твой был дворянином, и фамилия у него была совсем не Колмогоров. Колмогоровым он записался после того, как решил остаться в Советской России.
– А как же его звали?
– Фамилия его была Перибов и, говорят, имела какие-то французские корни.
– Как?! ― Мне показалось, что я ослышался, смешав свои неправдоподобные измышления и наш с матерью разговор в непонятную гремучую смесь реальности и воображаемого.
– Перибов, ― повторила мама, подтвердив то, что представлялось совершенно невозможным.