— Специальная порода?

— Может, и порода... Но мы очень даже симпатичные и благородные люди. Один мой приятель, например, женится на девушке, которая беременна от другого. Вот это, — сказала я, — драма, самая настоящая драма, не то что ваши грошовые картежные переживания.

— Ваш приятель — дурак! — убежденно ответил Усатый. — Или у него есть какой-то тайный расчет. Видимо, он надеется что-то на этом выиграть. Потому и женится. Наверное, добивается прописки или квартиры, вообще захотелось свить гнездышко в столице.

— Ничего подобного! — воскликнула я. — Это так же отвратительно, как ваш покер. Какие у вас мерзкие мысли!..

Я страшно разозлилась. И, если говорить откровенно, меня разозлили не столько его слова, сколько внезапное подозрение — а вдруг он прав? Я ведь ничего не знала о мальчике Стефане. Только ли он влюблен, или у него есть еще какие-то соображения? От этих мыслей мне чуть дурно не стало. Казалось, я что-то теряю. Словно у меня в руках был козырь, которым я могла побить любых манасиевых, станимировых и усатых типов, вроде этого, если они сунутся со своим «жизненным опытом» и прочим. Словно у меня был такой козырь, а теперь его нет...

— Не сердитесь, — сказал Усатый. — Вероятно, я неправ.

Наверное, у меня был очень расстроенный вид, раз уж он взялся меня успокаивать.

— Вы недобрый человек, — сказала я грустно и мудро.

— Верно, — тотчас согласился он.

Он сказал это искренне и сокрушенно, он явно играл, но играл хорошо, и мне тут же стало смешно. Такая я бесхарактерная и ужасно легко отхожу. Все-таки мне не хотелось, чтоб он думал, будто я ему поверила.

— Видите ли, — сказала я, — дело не в том, что вы плохой. Но если всех подозревать так, как вы, самому жить нелегко. И такие люди опасны. Вы опасны! Вот что! Я не хочу больше разговаривать с вами, я боюсь...

— Вы готовы выставить меня настоящим преступником. А я обыкновенный человек... Самый обыкновенный человек, — повторил он иронически.

Я окинула его взглядом и сказала:

— Верно! Вы самый обыкновенный!

Я хотела, чтобы эти слова прозвучали как обвинение. Но чем больше я его ругала, тем ему, похоже, становилось приятнее. Он смотрел на меня и улыбался. Вероятно, у меня и в самом деле был смешной вид, в такие минуты я выгляжу как разъяренная коза или что-нибудь еще более забавное.

— Я вам кое в чем признаюсь, только вы не сердитесь, — сказал он.

Я ничего не ответила — я мрачно молчала, продолжая злиться. А он снова заговорил:

— Вы сделались мне очень симпатичны... Когда рассердились. Вы ужасно мило выглядите...

Я взглянула на него испуганно. Этого еще не хватало — чтоб я ему стала симпатична. Что же дальше? Сегодня же надо уезжать.

Наклонив голову, он улыбался и поглядывал на меня с хитрецой. Это меня успокоило. Значит, снова надо мной смеется. На здоровье. Но больше я ничего не хочу!