Бабушка Вера встретила внука так, словно и не было долгой разлуки, словно перед нею стоял не двадцатисемилетний мужик, а все тот же, прежний, школьник Андрюшка, с бледным личиком и оттопыренными ушами. Впрочем, для нее он и оставался таким, несмотря на прошедшие годы.
Сама она тоже не изменилась, и не только в глазах Андрея, но и на самом деле. С определенного возраста люди начинают меняться мало и незаметно, и только длительная разлука покажет вдруг и новые морщинки, и лишнюю седину, и другие признаки неумолимого течения времени. А есть старички и старушки, которые словно законсервированы, и сколько бы лет ни прошло, все остаются какими и были. Такой оказалась и Вера Ивановна. В свои семьдесят шесть была она худенькой, подвижной и жизнерадостной. Даже почти без морщин. Только вот после неожиданной смерти мужа голова побелела. Одна управлялась и с домом, и с огородом, да еще и на рынке в сезон торговала – при пенсии ниже, чем прожиточный минимум, это было немалым подспорьем. Кушать хотят, увы, даже пенсионеры и даже в провинции, и платежи с них тоже взимают исправно… Впрочем, унывать баба Вера не собиралась – не в ее это было правилах. Здоровье пока позволяет – и ладно. А уж как грядку вскопать сил не будет, тогда поглядим.
Совсем не изменился и дом. Андрей, уже войдя в сени, с головой окунулся в прошедшее детство. Тот же скрип половиц, тот же запах старого дома. Тот же старенький шкафчик, выставленный сюда за ненадобностью лет двадцать назад и прочно прижившийся у стены. Интересно, его содержимое поменялось? Было бы здорово отыскать внутри пачку старых журналов, которые с не слабеющим интересом Андрей когда-то листал каждый год. Ого! И кастрюлька на крошечном столике до боли знакома! Не завелась у бабы Веры «Тефаль»… Да, впрочем, с каких же шишей? А вот половик в коридоре заменила дорожка. Мебель, впрочем, все та же. Наверное, скоро за такую антиквары неплохие деньги дадут!
Если честно, в доме Веры Ивановны хранилось много ценного для любителей старины. Само строение было не особенно древним – его воздвиг в тридцатых годах прадед Андрея, когда сумел с молодою женой выбраться из деревни. Был он великолепным механиком – самоучкой, и когда в городе затеяли строить завод, кто-то из немалых чинов обратил внимание на умельца. Не прогадал: портрет Николая Степановича по сию пору висит в городском музее на стенде, посвященном становленью промышленности. А по крестьянской обстоятельности из деревни были привезены и многие вещи, переползшие в эпоху построенья социализма еще из предыдущего века. Что интересно, вещи эти легко пережили более новые, и кое-какие из них до сих пор служили бабушке Вере. Например, стеклянная чайница, блюдо из толстого расписного фаянса, сечка для рубки капусты… При веерных отключениях электричества, одно время случавшихся пугающе регулярно, выручали керосиновая лампа на ножке и древний медный подсвечник – предметы зависти для соседей, вынужденных за отсутствием раритетов приспосабливать к реалиям современности что попало.
Но это все были предметы не особенно ценные. А вот что, наверное, действительно впечатлило бы антиквара, так это икона, которая всегда, сколько помнил Андрей, висела в укромном углу маленькой спальни. Вера Ивановна религиозною не была, в церковь никогда не ходила, хотя яйца на пасху, конечно же, красила. Ну, да кто их не красит? Большинство россиян воспринимают это просто как красивый народный обычай, не вникая в то, что за ним стоит православная вера. Тем более времена, когда за яичко, вареное в луковой шелухе, можно было лишиться не только карьеры, но и свободы, давно миновали. Так вот и бабушка Вера: сама над собою шутила, что Верой ее назвали, наверное, зря. Была в ее жизни надежда, была и любовь, а с верой вот как-то… Не смогла ее, пионерку, сбить в свое время с пути деревенская мать, которая и посты соблюдала, и Библию читала по вечерам. Ну, да она не особенно и старалась – понимала, в какое время живет, и ни мужа, ни детей, ни себя под доносы соседей подводить не хотела. Сама-то веру свою таила – идя в городскую баню, крестик с шеи снимала. Но икона – благословенье родителей – так в потайном уголке и пряталась от недобрых людей. И дочка, Верочка, сохранила ее все в том же углу. Уже не как благословенье, а просто как память о матери.
Икона была очень старой. Лет сто, никак уж не меньше. Грустный лик Богородицы едва различим за потемневшим окладом из чеканного серебра. Детское личико Иисуса немного светлее, но зато на нем заметны оспинки отлетающей краски. Да, время неумолимо! Подумать только, эта самая вот икона висела в крестьянской избе тогда, когда еще и про электричество не слыхали! До революции, времена которой сейчас, пожалуй, не помнит уже никто из живых. А может, она, икона, застала и Александра-освободителя? В древнем искусстве Андрей разбирался не сильно – на уровне неискушенного зрителя, и, конечно, определить возраст старинной доски даже примерно не мог. Но, по любому, даже сто лет – срок немалый. Сколько же повидали эти мудрые глаза, написанные тоненькой кистью…
Стоп! Андрей даже вздрогнул. Удивительно, что эта мысль не приходила в голову раньше. Ладно в детстве – тогда на многое не обращаешь внимания. Но потом-то, потом, вспоминая уютную бабулину спаленку, как он не обратил на это внимания! Икона с массивным окладом из серебра – в крестьянской избе! Да она, поди, стоила дороже коровы! В деревнях такими могли разжиться только революционно настроенные крестьяне после погромов барских усадьб. Только вот рядом с Сосновкой – родиной прабабушки и прадеда – никаких усадьб не было. Разве что монастырь… Андрей шумно вздохнул. Неприятно, конечно, что твои предки тоже разрушали и грабили старый мир в надежде на его развалинах выстроить новый. Но найти первый след сразу, едва сойдя с электрички – определенно удача!
***
В своей комнате Тамиэль неторопливо разделся и лег на постель поверх покрывала. Настроение было поганое. Прогулка испорчена. Болели челюсть, расквашенная губа и затылок. Хорошо еще, ничего не сломали и зубы не выбили. А возможность такая была – парнишка и правда в драке толк знал, удар у него – о-го-го! Такого бы да в союзники! А еще лучше – в ученики… Второй, здоровенный придурок, мог бы стать идеальным орудием. Сразу видно, думать он не привык, ему больше нравится делать, что скажут. Уж Тамиэль бы сказал! Но не судьба. Видно, не такого Деяния хочется Сатане. Не нужны ему другие ученики. А то бы помог…
Может быть, все же стоило принести кровавую жертву? Да, Тамиэль не особенно увлекался внешней обрядностью. Его не впечатляли кошки, распятые на могильных крестах, и чаши с кровью прирезанных тварей – потому он и разорвал окончательно отношения с «драмкружком», в который выродилось когда-то основанное им общество сатанистов. Сейчас оно, конечно, совсем развалилось. Но в то же самое время Тамиэль не считал, что без ритуала можно совсем обойтись. Только следует понимать, что Повелителю нужны не трупы, не кровь – ему нужна энергия мук и страданий. Оскверненье креста – не просто демонстрация убеждений и силы, не хулиганство, а отречение от Того, кто на этом кресте был когда-то распят, и вместе с тем – от того, что Распятый принес в этот мир; а это есть принятие Сатаны и его великодушных даров. И не в черных балахонах вся суть, а в том, чтоб чернела душа! Лишь так возможно достигнуть силы, и власти, и всего, чего хочется! Сатане должна поклониться душа, и внешнее отвлекать ее не должно. Должно помогать, не оттесняя работу внутреннюю.
Да, жертва была сегодня возможна. Без алтаря и без мантии, без черных свечей и сверкающего меча. Но с должным расположением духа. Когда Тамиэль вытащил свой обрез, противники просто остолбенели. Не решались ни нападать, ни бежать. Два выстрела во славу Владыки – и все, жертва принесена. Даже потом, когда, опомнившись, белобрысый гигантским зайцем метнулся в кусты, а каратист медленно, выставив перед собою ладони, пятился за спасительный угол, было не поздно. Палец нетерпеливо дрожал на курках, но что-то ему согнуться не позволяло. Неужели низменный страх? Да нет, Тамиэль трусом не был, что доказывал многократно и себе, и другим. Жалость? Ну, уж это-то чувство было убито давно и старательно. Жалость, сострадание делают слабым, а удел слабака – вечное рабство. Так что же тогда помешало нанести удар за удар, осуществить святую обязанность мести?!
Истина блеснула в сознании неожиданно. Ну, конечно! При чем тут трусость и жалость? Это сам Сатана удержал его от ненужного риска. Стрельба на улице и кровавые жертвы ему не нужны! Ему нужно что-то другое. Но что же, что, что!? Ответь же, Хозяин! Ведь ты совсем рядом – вон, стоишь в темном углу. Улыбаешься, сверкают глаза и клыки, трепещет кончик острого языка… Подскажи, подскажи! Не молчи же!..
***
Гостиница была не лучше и, к счастью, не хуже, чем все гостиницы в таких вот маленьких городах. Сергей к ним настолько привык, что мог не глядя сказать, где и что расположено в этом пристанище. Тем более здесь он когда-то бывал, и цепкая память уже извлекла из своих тайников и чахлую пальму справа от входа, и стойку дежурного слева, и заманчиво сверкавшую стеклянную дверь в ресторан. Только вот за этою дверью, открывавшей когда-то доступ в райские кущи общественного питания, теперь маячила унылая древплита. Зато за стойкою регистрации возвышалась, кажется, все та же солидная дама, которая запомнилась с прошлого визита сюда.
Сергей поздоровался и протянул ей свой паспорт. Спрашивать, есть ли места, он давно перестал – в провинции места всегда были. Даже в прежние времена приезжим в таких городках не приходилось ночевать на вокзале. А уж теперь, когда чужим здесь стало вовсе нечего делать, тем более. Ну, в кои-то веки припрется командировочный, или народный целитель нагрянет собрать нетронутый урожай в карманах местных больных… Или вот такой, как Серега, объявится. Хотя таких не особенно много – по крайней мере гораздо меньше целителей.
Комната, конечно, нашлась. Одноместная, как и хотелось Сергею. При его-то занятии по-другому было нельзя. Ему необходимы спокойствие и надежность. А какой покой и какая надежность в номере с бедолагой, который вырвался на недельку из-под гнета жены и начальства? Знаем, живали. И водку пивали за знакомство по четверо суток, и пьяные слезы из жилетки выжимать приходилось, и звезды считали до часу ночи, пока сосед кобелировал… Впрочем, такое бывало не часто, да и ставить хамов на место Сергей давно научился. Но все же предпочитал обходиться без ненужных знакомств и длительных объяснений, кто он и чем занимается, и много ли получает, и как бы тоже вот так бы…
– А ресторан у вас, похоже, закрыли? – спросил Сергей, получая ключи.
– Да, уже несколько лет, – кивнула дама за стойкой. – Некому стало по ресторанам гулять. Раньше их в городе было три штуки, не считая кафе и столовых. А теперь кто в них пойдет? Две столовые за счет поминок и свадеб живут. Один ресторанчик, в центре, крутые облюбовали, он тоже держится на плаву. А наш вот закрыли – там теперь магазин. Да у нас и половина гостиницы теперь не жилая – целый этаж офисы занимают. Там чего только нет!
– Так где же покушать приезжему? – удивился Сергей.
Дама, явно скучавшая на своем унылом посту, принялась оживленно советовать, где в городе можно отведать местную кухню.