Сосновка выплыла из-за леса серым рядочком деревянных домов. Жиденькие заборы, из чего попало слепленные сарайчики, длиннющие ряды картошки на огородах. Часть домишек стояла с заколоченными окошками, у одного уже упала калитка и крыша отчетливо ехала вбок. Возле таких строений вместо картофеля огороды цвели роскошным бурьяном. Света, взглянув на открывшийся удручающий вид, сказала:

– Не пугайся, не вся Сосновка такое гиблое место…

В центре село и правда смотрелось отраднее. Дома здесь были добротней, ухоженней. Сияла на солнце недавно перекрытая оцинкованной жестью крыша, радовал глаз крашеный штакетник забора. Однако и тут нет-нет попадались пустые дома и заросшие сады за косыми заборами. Увы, запустенье проникло и в центр Сосновки. Деревня подалась в город за длинным рублем, а то так даже и долларом…

– Сосновка еще живет, – говорила Светлана, пока они шли по пустынной улице. – Тут землю пока ковыряют. А есть у нас деревенька, где все мужики в Москву подались, на заработки. Одни старики остались да женщины. И вот ведь какой парадокс: деревня самая богатая в районе, на каждой избе спутниковая тарелка, в каждом дворе иномарка… А за продуктами в город ездят. Им смысла нет по колено в навозе за гроши лопатой махать…

Андрей промолчал. Его, как человека глубоко городского, никогда не мучил вопрос: откуда берется в продаже молоко, хлеб, картошка… А ведь и правда – кто-то же их производит. И если его, производителя, не кормить, он плюнет на свой благородный труд и станет лучше улицу подметать. Будет, конечно, чище. Но за едой поедем уже не в деревню, а за кордон.

– Ну, вот и пришли, – Света указала рукой на маленький домик, утопавший в чаще сирени. – Кстати, вон там – школа, на которую пошел кирпич от разрушенной церкви. Полина Андреевна в ней всю жизнь учителем проработала. Ты учти – она здорово недослышит, так что погромче с ней.

За калиткой взгляду Андрея открылся маленький дворик, тоже изрядно заросший сиренью. Кроме того, здесь было устроено несколько клумб с цветами и стоял деревянный столик, окруженный скамейками. За столиком сидела благообразная седая старушка и перебирала клубнику из здоровенного пластмассового ведра. Увидев вошедших, она спустила на кончик носа очки с толстыми стеклами и внимательно посмотрела поверх них на Андрея и Свету. Во всем ее облике было что-то такое, что сразу же выдавало в этой бабуле учителя – строгого, требовательного, но очень доброго и любящего своих подопечных.

– Здравствуйте, Полина Андреевна! – крикнула Света, приветливо махая ладошкой.

– Светочка! – всплеснула руками старушка. – Девочка моя, как давно я тебя не видала! А это кто?

Андрей неловко поклонился и назвал свое имя. Перед этой старой учительницей он и правда чувствовал себя первоклашкой, нетвердо знавшим урок. Полина Андреевна с полминуты его изучала, буравя цепким внимательным взглядом, потом улыбнулась и благосклонно кивнула.

– Фэйс-контроль пройден, – подумал Андрей.

– А я вот варенье варить собралась, – обрывая хвостики у крупных румяных ягод, сообщила Полина Андреевна. – Дочка в прошлом году подрядилась свеклу полоть, с ней сахаром расплатились. Два мешка! Тяжело, конечно, но зато теперь хватит надолго. Нам с ней много не надо.

– Ее дочке шестьдесят два года, – вполголоса комментировала Светлана. – Они вдвоем живут. Пенсии – сам знаешь какие. Мужья у обеих умерли. Внуки Полины Андреевны раскиданы по всей России, в лучшем случае в отпуске приезжают. Так две старушечки и горюют. Дочка еще ничего, работоспособна. А вот Полине Андреевне только варенье варить…

– Вы чего это шепчетесь? – с улыбкой спросила учительница. – Разве не знаете, что мы, глухие, подозрительны и обидчивы?

– Я Андрею про Раису Ивановну говорила, – ответила Света. – А где она?

– Картошку мотыжит. Слава Богу, соседи в помощи не отказывают. За бутылку вспахали, за две посадили, за три уберут…

– И за так разворуют, – подумал Андрей, но ничего не сказал.

– Давайте мы вам поможем, – предложила Светлана, садясь к столу и беря в руки клубничку. Полина Андреевна с радостью закивала. Андрей тоже присел и принялся вместе с женщинами отрывать стебелечки от сочных красивых ягод, борясь с желанием через одну отправлять их в рот. Тазик для варенья медленно наполнялся, а разговор плавно перешел на монастырь и отца Иоанна. Было видно, что старушке эта тема близка и знакома. Да и скучает она без общения, вот и рада гостям – есть с кем поговорить.

Нового, впрочем, от нее следопыты узнали не много. В основном Полина Андреевна вспоминала рассказы о монастыре и монахах, которых сама уже почти что не помнила – при всей солидности возраста во время разгрома монастыря была она несмышленой девчонкой. Много интересного знала старушка про отца Иоанна. Поведала даже, кто и когда в деревне был исцелен от болезней по молитве пред чудотворным распятием, и о прекратившем жестокую засуху ливне, и о пожаре, грозившем пожечь всю деревню, да остановленном помощью свыше… Слушая неторопливый рассказ, Андрей думал о том, что вот ведь, всю жизнь эта женщина знала о чудесах и верила в Бога, но детей-то учила другому. Вина ее в этом или беда? Скорее, беда.

– Скажите, а в последнее время, незадолго до смерти, кто был близок отцу Иоанну? – наконец спросила Светлана, когда красноречие рассказчицы поиссякло. – Кому мог достаться крест?