— У меня есть на то причина, Рид. Самая серьезная, какая только может быть, поверь. Да. Самая серьезная, какая может быть.

Энн сжала челюсти, и больше Мери ничего не смогла из нее вытянуть, хотя и бесилась при мысли о том, что Кормак не все рассказал ей.

Назавтра с востока ударила гроза, и все бросились в трюм — выкатывать оттуда пустые бочки. Когда хлынул ливень, Энн первой выскочила на палубу и заплясала, кружась на месте, хохоча во все горло, подставляя тело спасительному дождю.

Мери угадывала, какое нетерпение охватило Энн, по одному тому, как подолгу теперь, когда с каждым днем они все ближе подходили к Кубе, дочь всматривалась в горизонт. Накануне удалось захватить баркас, это была единственная за все время добыча, да и то большой выгоды от нее ждать не приходилось. А Энн скучала по сыну. Отстояв вахту, Мери снова бросила Балетти, которого это, как ей казалось, ничуть не огорчало, и направилась к дочери.

— Малыш Джек, верно?

Энн кивнула.

— Мери, у тебя есть дети?

— Двое.

— Ты скучаешь по ним иногда?

— Постоянно, — призналась Мери. — Но они теперь уже взрослые, и они выбрали свою судьбу. Сделались пиратами, как и я.

Энн улыбнулась:

— У них есть свое судно?

— Да, — не солгав, ответила Мери.

Пусть капитаном «Реванша» был Рекхем, правила-то здесь все равно Энн!

— Я боюсь, — после короткой паузы произнесла Энн. — Я умираю от нетерпения, так мне хочется прижать к себе Малыша Джека, но я боюсь.

— Чего боишься?

— Боюсь его любить. Не могу объяснить этого. Боюсь, что у меня его отнимут. Одна мысль об этом приводит меня в ужас.

И Мери увидела, как дочь потянулась рукой к вороту.

— Откуда у тебя это украшение?

— От матери. От моего прошлого осталось, — поправилась Энн. — Но мне не хочется об этом говорить.