— Но мне вы объясните что-нибудь?

— Скоро объясню, — пообещала она. — Проводите меня, сударь. Я очень устала.

Он угодливо склонился перед ней — Эмме его поклон показался нелепым — и пошел провожать ее к гондоле.

Перед тем как выйти из дома посла, Эмма де Мортфонтен скрыла лицо под маской, а выйдя, тотчас с помощью Габриэля села в гондолу и без промедления отплыла.

Послание было кратким: «Сударь, приходите ко мне по нижеуказанному адресу. Мне срочно надо переговорить с вами о личном деле».

Больдони не стал терять времени, понимая, что Эннекен де Шармон не стал бы проявлять такую осторожность, если бы в этом не было необходимости.

После потрейского дела Корк бесследно исчез, и найти его не удавалось, несмотря на то что за поимку пирата были обещаны неслыханно, до неприличия огромные деньги. Нападения Форбена сделались еще более прицельными и свирепыми. Впервые его, Больдони, имя упоминалось в одном из писем Форбена к послу, и это заставило их прекратить какие бы то ни было действия. Они были в тисках, и тиски сжимались. Больдони и Шармон старательно избегали встреч, чтобы не дать повода к появлению слухов. Теперь достаточно было любой мелочи, любого незначительного пустяка, чтобы разразился скандал. Больдони, конечно, мог бежать, но это было бы равносильно признанию своей вины, и потому пока что он ограничивался тем, что тщательно уничтожал все улики, какие еще оставались, чтобы, когда настанет роковой час, все обвинения пали на одного только посла.

Он тайно прибыл по указанному адресу, попросил провести его к послу — и вскоре оказался в маленькой гостиной, где от горящего камина шло уютное тепло. И, едва войдя, замер у порога, донельзя изумленный.

— Вы? — только и сумел выговорить он, увидев ожидавшую его Эмму.

Эмма удобно расположилась прямо на ковре у потрескивающего огня. Она была хороша как никогда, поистине великолепна. Больдони догадался, что под черной накидкой, наброшенной на плечи, ничего нет, и залюбовался беленькой ножкой, игриво из-под нее выглянувшей.

— Идите сюда, ко мне, и садитесь рядом, гадкий мальчишка, — капризно надув губки, потребовала Эмма.

— Я вижу, сударыня, вы получили мою записку, — поспешив исполнить ее распоряжение, сказал он охрипшим от неистового желания голосом.

Рассыпанные по плечам светлые волосы, контрастируя с чернотой ее более чем легкого одеяния, придавали Эмме облик мадонны.

— Да, в самом деле, получила. И была раздосадована. Очень сильно раздосадована, — прибавила она. — Однако не по тем причинам, по каким представляется вам.

Эмма протянула ему руку для поцелуя, ухитрившись при этом незатейливом жесте едва ли не до бедер обнажить ноги. Больдони безотчетным движением повернул ее руку и прильнул губами к запястью. Эмма прикусила губу, чтобы не рассмеяться — очень уж забавлял ее алчный взгляд, устремленный на ее колени. Она с чувственной дрожью потерла коленки одна о другую и тихонько высвободила свою ладонь из руки Больдони.

— Та шпионка, о которой вы мне писали и которая якобы должна вас заменить… знаете ли вы, кто она такая? — глухо проговорила она.

— Она по-прежнему называет себя Марией Контини, однако у Балетти отзывается на имя Мери Рид.

Эмму захлестнул прилив ярости. Ярости, смешанной с наслаждением. Наконец-то Мери в пределах досягаемости, почти что у нее в руках!

— Расскажите мне все, — потребовала она, играя завязками, удерживающими полы ее накидки. — Я хочу знать все о ней, о нем, о них. Все! Понятно вам?

— Значит, это не вы ее прислали? — удивился Больдони.