Я набрала ванну и заодно спросила дедушку, не может ли он хотя бы день не причитать, и пока наливалась вода, я отвечала в Фейсбуке на поздравления людей, с которыми не виделась годами и, наверное, так и не увижусь. От Тома ни слова.

– Ну и как оно, в двадцать три? – спросил Том, подавая мне чай.

– Жестко, – слабо улыбнулась я и поставила чашку на тумбочку. – Боюсь, в меня сейчас ничего не лезет.

– Тебя никто не заставлял пить четвертый бокал вина, – рассмеялся Том, забираясь в кровать. – Кстати, подарок от родителей привезут сегодня, а днем они и сами позвонят. Хотят лично тебя поздравить с днем рождения.

– Как им удается быть такими милыми? – спросила я. – Кстати, ты принес мне не ту чашку, – я указала на букву «К».

– Странно, что ты вообще заметила, какую чашку я принес, – снова засмеялся он, меняясь со мной чашками.

– Это ты во всем виноват, – проворчала я пересохшими губами. – Ты уже знаешь мою норму, так что с твоей стороны было безответственно не носиться за мной по всему пабу, отбирая у меня последний бокал.

– Знаю, но ты такая славная, когда пьяная, – сказал Том. – Ни с чем не споришь, только лезешь обниматься и благодаришь за заботу.

– Когда я напиваюсь, то перестаю держать оборону, – ответила я. – А ты пользуешься моей слабостью.

– Поверь мне, твоей слабостью воспользоваться невозможно, пьяна ты или нет. Ты хоть повеселилась?

– Вроде да. Давно у меня не было дня рождения с гостями и подарками. Сто лет не возникало желания праздновать, – призналась я ему. – Спасибо, что все устроил.

– Это меньшее, что я мог сделать, – отозвался Том и взял меня за руку. – Так вот. Тебе теперь двадцать три. Сколько мне еще ждать, чтобы затащить тебя к алтарю и заделать тебе лялечку? До твоих двадцати девяти? До моих тридцати двух?

– Это еще нескоро, – сказала я, прижимаясь к его груди. – К тому времени ты меня уже разлюбишь.

– Фигня. Я всегда буду любить тебя.

Я тряхнула головой, отгоняя неуместное воспоминание. Телефон в руке настырно зажужжал.