П у р и ш к е в и ч. Мы надеемся, что представитель правительства сказал здесь не пустые слова и что будут приняты все меры для выяснения характера убийства, по-видимому, имеющего под собой ритуальную почву…Вы знаете, что со времени учреждения первой монархической партии ни одного погрома не было. Мы боремся не кулаком, а культурными мерами воздействия. Если убийство мальчика Ющинского будет затемнено, если истина не будет выяснена, тогда вы пеняйте сами на себя. Я это говорю с полным знанием души народной… ибо я сам принадлежу к народной среде. Если среди евреев нет секты, которая проповедует ритуальные убийства, то самим евреям важно, чтобы истина восторжествовала. В кулуарах представитель еврейского народа, деп<утат> Нисселович[50]говорил, что, может быть, среди евреев и существуют изуверы…

Н и с с е л о в и ч (с места). Неправда!

П у р и ш к е в и ч. Но если такие изуверы существуют, почему сами евреи не борются с ними?.. Наличность ритуальных убийств подтверждается такими документами, которые не могут быть оспариваемы. В 1710 году крещеный еврейский раввин Серафимович в Львове торжественно открыл еврейские тайны детоубийства и сознался, что сам производил такие же убийства несколько раз. Он указал, что каждый еврей и еврейка, достигшие 13 лет, вносят по два злотых ежегодно для приобретения жертвы. Деньги эти доверяются еврею, известному своей скромностью и твердостью. Агент поселяется в каком-нибудь городе и ловит христианское дитя. Евреи сажают его в светлый погреб, кормят разными лакомствами: миндалем, изюмом, поят молоком и обращаются ласково, не показывая вида, что ожидает жертву. Когда наступает роковой день, в погреб входит раввин с избранными благочестивыми евреями, хасидами. Он ласкает дитя и вдруг поражает его мизинец ножом в золотой оправе, специально сохраняемым для этого обряда. Евреи полагают, что если так начать жертвенную операцию, то кровь дитяти не испортится. Потом привязывают, а иногда пригвождают младенца ко кресту, и раввин ударяет его ножом в правый бок, подставляя таз для истечения крови. При этом раввин произносит слова: «Как мы замучили христианского Бога, так мы должны мучить и христианское дитя».

Ку з не ц ов[51](с места). Сказка сумасшедшего.

П у р и ш к е в и ч. После этого младенца кладут в бочку с наколотыми гвоздями и катают бочку с таким расчетом, чтобы гвозди не касались ни сердца, ни головы. Затем ребенка вынимают из бочки и убивают. Труп младенца бросают в навоз, в воду или сжигают, но не хоронят. Талмуд запрещает хоронить издохших, а всякий христианин считается издохшим, а не умершим. Вот рассказ, переданный раввином Серафимовичем. В настоящее время, может быть, обходятся без гвоздей и без бочек, но факт остается фактом. (Шум налево.) Вы должны опровергать наши указания не криками, а документами.

(Новое время. 1911. № 12618. 30 апреля.)

Как известно, вопрос о ритуальных убийствах, т. е. об убийствах по религиозному изуверству, очень старый и весьма спорный. В этих убийствах римляне обвиняли христиан первых веков, а затем в средние века возникли такие обвинения против евреев и вызвали ряд процессов, повторяющихся до нашего времени в различных странах и в том числе в России. Хотя не только средневековые, но и суды более поздних эпох вынесли несколько обвинительных приговоров, но все эти процессы были столь темны, что они не доказали существования особой изуверской секты, творящей ритуальные убийства, и вопрос остается крайне спорным. Когда самое предположение о возможности ритуального убийства не доказано, когда оно остается в области легенд и гаданий, то недопустимо называть ритуальным убийством всякое загадочное преступление, о котором можно лишь сказать, что мы о нем ничего не знаем. Почти каждое темное преступление может вызвать десятки гаданий, десятки предположительных объяснений, но все они не имеют ни малейшей цены, так как построены или на фантазии, или на лишенных основы умозаключениях.

Мы признаем злословием и клеветою упреки, брошенные с трибуны Думы авторам запроса, будто они внесли этот запрос ради возбуждения христианского населения к погромам. Признавая гипотезу о ритуальных убийствах не доказанной, мы понимаем, однако, что есть немало людей, которые совершенно искренно верят в существование какой-то ужасной секты, творящей ужасные преступления, и совершенно искренно волнуются. Но члены Госуд<арственной> Думы занимают ответственное положение, которое обязывает их не доверять темным слухам, гаданиям, непроверенным толкам и пересудам.

(Киевлянин. 1911. № 119. 1 мая.)

С в и д. Во время обыска я находился в комнате, где находился мальчик Чеберяковой. Пристав был в большой комнате, а Красовский, с ним Выгранов и Полищук делали обыск в сарае, я в это время завел разговор с Женей Чеберяк и спросил его относительно убийства мальчика Ющинского. Он что-то хотел мне сказать, но вдруг запнулся и сказал, что не помнит. Я сидел по одну сторону двери, а он по другую. Чеберяк сама была в соседней комнате за той стенкой, где я сидел и наблюдал за нашим разговором. Когда я Женю спросил, кто убил Ющинского, я заметил, что у него получилась судорога в лице. Я как-то инстинктивно вместе с ним посмотрел в соседнюю комнату, и когда нагнулся из-за стула, то увидел, что за стенкой стояла Чеберяк и рукой, и всем телом делала угрожающие жесты. Вместе с Женей я поймал этот жест. Этот жест на меня так сильно подействовал, что я стал волноваться и бросил обыск, вышел и заявил об этом приставу плоского[52]участка Барбееву, высказав свое предположение, что кто бы в убийстве ни участвовал, но Чеберякова безусловно участвовала, иначе как бы она могла сделать такой угрожающий жест, если бы не была замешана. [Oтчет 2: 41]