– Узнаю танайскую манеру. Хорошо, что в этом ты пошёл не в мать, – не глядя на Ирсона, проговорил Рестес.

– Узнаёте? – не сдержавшись, зашипел Ирсон. – Я думал, мама умрёт от горя, когда отца не стало!

– Ирсон, Ирсон, я вовсе не хочу оскорбить её, – примирительно положил ему руку на плечо гость; танаю пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сбросить ей. – Юная госпожа Илши была прекрасной женой и замечательной матерью. Но те, кто хорошо её знал, всегда понимали, что рано или поздно её природа возьмёт своё. Или ты хочешь сказать, что жизнь с твоим отцом сейчас кажется высшей жрице Илшиаррис чем-то большим, нежели просто забавным эпизодом из прошлого?

– Я не думаю, что всё это кажется ей забавным, – возразил Ирсон, но затем нехотя добавил: – Хотя душевные раны её, безусловно, затянулись.

– О чём я и говорил. Она сошла со своего Пути, прожила несколько лет рядом с твоим отцом, и вернулась на него. Теперь, когда она снова отчётливо видит свою цель в служении Тиалианне, ей нет смысла оглядываться назад. И наверняка того же она хочет и для тебя. Как она отнеслась к тому, что ты обосновался здесь? – вдруг спросил Рестес.

– Плохо. Она предпочла бы, чтобы я пошёл по её стопам. Возможно, она и права: в детстве я больше хотел быть жрецом, чем магом. И пока я учился в Линдорге, это желание только окрепло…

– Но смерть отца изменила твоё отношение, – понимающе покивав, закончил за него Рестес.

– Можно сказать и так, – уклончиво ответил Ирсон; он хотел поддержать Рестеса, узнавшего о кончине старого друга, но никак не собирался пускаться в откровения сам.

– Можно. А можно сказать прямо: тебя уязвило, что твоя мать не помешала Ирсону совершить это нелепое самоубийство, что она не подняла всех нас, его друзей, чтобы мы удержали его, – шарахнул ладонью по столу Рестес и, не дав собеседнику возразить, продолжил: – Что она поступила, как и положено добропорядочной танайке. Не мудрено, если после этого ты решил, что стать жрецом Тиалианны – значит предать своего отца, как, сама того не понимая, предала его она.

Ирсон с трудом сглотнул – Рестес, что называется, попал в яблочко. Сам он ни за что бы не отважился дать имя тому чувству, которое испытывал к служителям Хозяйки Пути с тех пор, как скончался его отец. Ему вдруг стало мучительно стыдно; он не мог бы сказать, перед кем – перед гостем, уличившим его в таких постыдных мыслях, перед оскорблённой ими матерью, Тиалианной или же самим собой.

– Я очень, очень рад, мальчик, что ты не стал спорить со мной. Значит, твой ум ясен. Ты способен понять, что смерть твоего отца – трагедия, а не естественный ход вещей.

Ирсон недоумённо воззрился на гостя, но тот явно истолковал его молчание как жадное внимание.

– Да, ужасная трагедия. Именно так – мягко и гуманно – Тиалианна и Веиндор убирают всех тех, кто мешает их планам.

– Чем мой отец мог им помешать?

– А ты подумай, кем была твоя мать, пока находилась рядом с ним? – вкрадчиво спросил Рестес и сам же ответил: – Она была никем.

– Для нас она была всем, – сам не зная зачем, прошептал Ирсон.

– Для вас – да. Но не для Тиалианны. Для неё она была потеряна. Выйдя замуж за твоего отца, Илшиаррис забросила свою жреческую карьеру. Муж, вернее, её любовь к нему, мешала ей стать той, кем хотела её видеть Хозяйка Пути, поэтому от него избавились.

Ирсон собрался было высмеять этот конспирологический бред, но память с подленькой услужливостью подкинула ему воспоминание об одном из разговоров с отцом. Тогда, не выдержав тягостного молчания, он решил разогнуть хвосты всем вопросам. Он нашел Ирсона-старшего в саду, у заросшего пруда, на любимой скамье из огненного мрамора. Старинный камень пылал так же ярко, как и в детстве, не в пример выцветшим отцовским прядям… Ирсон-старший поднялся навстречу сыну, словно давно ожидал его. Они сели, соприкасаясь плечами, как бы желая поддержать друг друга в этом непростом разговоре. Молчание длилось долго – Ирсон никак не мог подобрать слова, чтобы задать отцу терзающий его сердце вопрос.

– Я простой человек, сынок, – тихо, но твердо сказал тот. – Обычный человек из обычного маленького городка. Всё, на что я был способен, уже сделано. Может быть, это не так много, но я сделал всё, что мог. Живи я дальше, моя жизнь была бы пустой и бесцельной.

– Я не понимаю, разве…