– …а теперь соблаговолите посмотреть налево. Это один из моих любимых экспонатов. Здесь, в колбе номер двадцать три, представлен результат воздействия на организм алая яда двурылых пиявок из озера Змеиный Супчик. Не правда ли – крайне интересное изменение пигментации?

Мор Разноглаз нехотя повернул голову. В высокой, окованной металлом колбе с зеленоватой жидкостью покачивался на цепочках обнажённый труп эала. Яд разрисовал его чёрную кожу сотнями белёсых снежинок, в центре каждой из которых розовым пупком вздулся след пиявкиного поцелуя. Покойничек улыбался широко и не без самодовольства, словно смерть застала его любующимся своей дивной раскраской в зеркале.

– Но укусы – это не так интересно. Супчик нужно навещать осенью, когда у этих очаровательных созданий начинается период спаривания. О! Если они никогда не заползали тебе под кожу, ты понятия не имеешь, что такое щекотка, а значит не можешь считать себя полноценным алаем.

– Всё-таки, Энаор, твой папаша явно был ан Камианом. Иначе в кого ты ещё такой урод… ился? – пробормотал Мор, снова растягиваясь во весь свой немалый рост на мешках с сушёными травами.

Они уютно шуршали, когда он ворочался с боку на бок, чтобы отдать должное тому или иному «произведению искусства» – вокруг Разноглаза зеленел целый лес колб, начинённых обугленными, покусанными, искромсанными и свёрнутыми в поросячий хвостик тушками Энаора. Сбоку в стенку каждой из них было впаяно то, что на этот раз оборвало жизнь безумного сына анэис Меори: шнурок с бубенцами, чья-то рука, клешня или жало, горстка топазовой пыли, набор блестящих пыточных инструментов или баночка заплесневелого варенья из луррийского мха.

– Ан Камианом? А откуда же тогда мой выдающийся дар волшебника? – живо поинтересовался Энаор.

Мор не сразу отыскал его глазами: нынешнее вместилище мятежного Энаорова духа, запаянное в одну из колб, отличалось от прочих экспонатов коллекции лишь тем, что было относительно целым – если не считать удалённых когтей.

– Тоже верно. Он мог быть и Ан Меанором – они достаточно чокнутые, – легко согласился Разноглаз. – Слушай, великий маг и чародей, тебе не надоело тут висеть?

– Ну как же может надоесть общаться с таким замечательным собеседником, как ты?

Мор воззрился на него, как на котлету из псины, но промолчал и устало прикрыл глаза. Уши Разноглаза непроизвольно шевелились: из-под пола доносились глухие удары, об источнике которых Энаор не пожелал распространяться. Было в них что-то неприятное и убаюкивающее одновременно…

– О, сестрица Ирера! – вдруг воскликнул Энаор; на радостях он извернулся как угорь и теперь висел в своей колбе вниз головой, зацепившись длинным пальцем ноги за скобу в её крышке. – Ты пришла освободить меня?

– Всё зависит от тебя, – сказала она, кидая Мору кожаный мешочек с ужином; быстро распустив тесёмки, голодный телепат с наслаждением втянул аромат маринованных улиток.

– Молчит?

– Молчит.

– Как рыба, – пуская пузыри, поддакнул Энаор.

– Чем ты там дышишь, ущербный? – глядя на него сверху вниз, ласково спросила Ирера.

– Ничем. Твой папаша мне даже воздуха не оставил. Вот ведь скареда – во время линьки шерсти не допросишься, – затянул Энаор.

– Что сказал Малаур? – перебил его Мор.

– Ничего. Прочитал мне целую лекцию о том, что я не знаю собственного отца, – раздражённо пнула табуретку Ирера. – Что он уже не раз доказывал свою состоятельность как глава дома. Что мне не пристало уподобляться простакам, не способным увидеть за выходками нашего патриарха точный, холодный расчёт и… Что ты там булькаешь, а? – чуть не подпрыгнув, зашипела она на Энаора.