И все же неувязки остаются. Ко времени франкфуртского суда 1964 г. у Моргена было 20 лет, чтобы подумать о своем визите в Освенцим, название которого стало символом бесчеловечности. Морген сказал суду, что раньше об Освенциме не знал — ему было трудно найти его на карте, — и поэтому аудитория готова была услышать о первой реакции Моргена на машину массовых убийств. Однако его тщательно подготовленное повествование описывает газовые камеры весьма сухо и достигает пика выразительности лишь в караульном помещении. Возможно, это свидетельствует об откровенности Моргена относительно его «первого потрясения», о котором более осторожный и политически умудренный рассказчик сообщил бы, описывая предшествующую сцену.
Морген сказал, что после того, как он осмотрел газовые камеры и узнал, как они работают, он провел бессонную ночь, размышляя, «что тут можно сделать», чтобы остановить это. Он достиг поворотного пункта, личностного кризиса. Прежде чем мы увидим, как Морген разрешил этот кризис, мы должны спросить себя: почему он не пришел к нему раньше? Согласно объяснению, которое Морген дал до этого, на Нюрнбергском процессе, он получил подробное описание убийств в газовых камерах еще до отправки его комиссии в Освенцим. Это объяснение начинается с его расследования небольшого инцидента в Люблине[317]:
Однажды я получил донесение от начальника полиции безопасности в Люблине. Он сообщил, что в еврейском трудовом лагере на подведомственной ему территории имела место еврейская свадьба. На этой свадьбе присутствовали 1100 гостей. […] Затем описывалось нечто крайне необычное — из-за чрезмерного объема поглощенных продуктов и алкогольных напитков. Среди этих евреев находились члены лагерной охраны, то есть несколько эсэсовцев, присоединившихся к разгулу. […] Я направился в Люблин и обратился в тамошнюю полицию безопасности, но они смогли сообщить мне только, что все произошло в лагере Deutschе Ausrüstungswerke [оружейного завода]. Однако там ничего не знали. Мне сказали, что это может быть весьма странный и спрятанный (это было правильно подобранное слово) лагерь в окрестностях Люблина. Я отыскал этот лагерь и его коменданта, которым был комиссар уголовной полиции [Кристиан] Вирт. […]
К моему великому удивлению, Вирт все подтвердил. Я спросил его, почему он разрешает солдатам охраны делать такие вещи, и тогда Вирт открыл мне, что по приказу фюрера он должен уничтожать евреев.
Раньше Вирт работал в программе Гитлера по «эвтаназии» и получил там опыт, который сделал его незаменимым в деле уничтожения евреев[318]. Когда в июне 1941 г. Германия вторглась в Советский Союз, туда были направлены специальные «оперативные группы» [Einsatzgruppen], чтобы расстреливать представителей интеллигенции, партийных чиновников (так называемых комиссаров) и евреев-мужчин. В середине лета казнить начали также еврейских женщин и детей. Когда оказалось, что массовые казни путем расстрелов слишком медленны и вызывают сильный стресс у исполнителей, было решено применять метод более «гуманный» для обеих сторон. Поэтому программа «эвтаназии» была перенесена в Польшу, где Вирт начал экспериментировать с «газовыми фургонами», в которых евреев убивали угарным газом. Затем Гиммлер приказал начальнику СС и полиции округа Люблин Одило Глобочнику построить постоянный центр уничтожения в рабочем лагере Белжец. Глобочник назначил Вирта первым комендантом. Со временем Вирт стал инспектором трех таких лагерей: Белжеца, Треблинки и Собибора. Программа по истреблению евреев и цыган в генерал-губернаторстве получила кодовое название «Операция "Рейнхард"».
Вирт, вызывавший отвращение как своей внешностью, так и поведением, имел страшную репутацию даже у коллег, которые называли его Дикий Кристиан или Кристиан Грозный[319]. У него была круглая лысая голова, и он носил гитлеровские усы. Франц Штангль, комендант Треблинки, который сам славился безжалостностью, описал встречу с Виртом в те дни, когда тот занимался программой «эвтаназии»[320]:
Вирт был тупым и вульгарным человеком. Когда я встретился с ним, сердце у меня ушло в пятки. […] Когда он говорил о необходимости этой операции по эвтаназии, он использовал не человеческие или научные термины. […] Он смеялся. Он говорил об «избавлении от бесполезных ртов» и говорил, что от «слюнтяйства» по поводу таких людей его «тошнит».
Оружейный завод, где Морген начал расследование по делу о свадьбе, был одним из многих других заводов Deutschе Ausrüstungswerke, созданных при концентрационных лагерях, чтобы использовать узников в качестве рабочей силы. Завод в Люблине находился в черте города, через дорогу от кладбища[321]. В другой части города был построен лагерь Майданек, изначально предназначавшийся для размещения евреев-рабочих. Между заводом и лагерем вдоль железной дороги, разрезавшей город пополам, тянулся заброшенный аэродром, где Bekleidungswerke — «швейные фабрики» — сортировали ценности и дезинфицировали одежду жертв, умерщвленных в газовых камерах в ходе операции «Рейнхард». Bekleidungswerke оказались тем местом, где прошла упомянутая свадьба. Там Вирт проживал, и там находилась его штаб-квартира.
Свадьба состоялась в июне 1943 г.[322] Морген говорит, что донесение об этой свадьбе дошло до него «спустя несколько месяцев»[323]. Оно должно было поступить к нему до середины сентября, поскольку Вирт покинул Люблин примерно в то же время. Франц Штангль сообщил журналистке Гитте Серени в 1971 г., что в сентябре поехал в Триест «в сопровождении» Глобочника, Вирта и еще 120 человек[324]. Операция «Рейнхард» сошла на нет, и команду Глобочника отправили на побережье Адриатики. Перевод Глобочника датирован 13 сентября[325]. Поэтому встреча Моргена с Виртом должна была состояться в конце лета.
Вот что рассказывал Морген в Нюрнберге:
Я спросил Вирта, какое отношение это [уничтожение евреев] имеет к еврейской свадьбе. Тогда Вирт описал метод, который он использовал для убийства евреев. Он сказал примерно следующее: «С евреями надо бороться их собственным оружием, то есть — прошу извинить меня за это выражение — их надо обманывать».
Он организовал чудовищную инсценировку. Сначала отобрал евреев, которые, по его мнению, должны были стать бригадирами, затем эти евреи подобрали других евреев, которые были у них в подчинении. Посредством этого небольшого или среднего размера отряда евреев он начал строить лагеря уничтожения. Увеличив эту команду, руками этих людей Вирт истреблял евреев.
Вирт сказал, что у него четыре лагеря уничтожения и что около 5000 евреев работают над уничтожением других евреев и присвоением их собственности. Чтобы привлечь евреев к этому делу уничтожения и ограбления их братьев по расе и вере, Вирт предоставил им всевозможные свободы и, так сказать, заинтересовал их материально, позволив грабить жертв. В результате и состоялась эта пышная еврейская свадьба.
Затем я спросил Вирта, как он убивал евреев с помощью этих своих еврейских агентов. Вирт описал всю процедуру, которая каждый раз совершалась как в фильме.
Лагеря уничтожения находились на востоке генерал-губернаторства, в обширных лесах или на нежилых пустошах. Они были построены как потемкинские деревни. У людей, прибывавших туда, складывалось впечатление, что они оказались в городе или в поселке. Поезд приезжал на бутафорскую железнодорожную станцию. После того как сопровождающие и бригада поезда покидали это место, вагоны открывались и евреи выходили. Их обступали евреи из тех самых рабочих отрядов, и комиссар уголовной полиции Вирт либо кто-то из его представителей произносил речь. Он говорил: «Евреи, вас доставили сюда в порядке переселения, но прежде, чем мы организуем это будущее еврейское государство, вы, конечно, должны научиться работать. Вы должны получить новую профессию. Здесь вас этому научат. Первым делом каждый из вас должен раздеться, чтобы вашу одежду можно было продезинфицировать, и вы сможете принять душ, чтобы в лагере не вспыхнула эпидемия».
После того как он таким образом успокаивал своих жертв, они отправлялись в путь по дороге смерти. Мужчин и женщин разделяли. В первом пункте они должны были оставить шляпы; в следующем — пальто, рубахи и так далее, вплоть до обуви и носков. Эти пункты были фиктивными раздевалками, и каждому там выдавали номерок, чтобы люди поверили, будто смогут получить свои вещи обратно. Другие евреи должны были принимать эти вещи и подгонять новоприбывших, чтобы у них не оставалось времени на размышления. Все это работало как конвейер. После последней остановки они заходили в большую комнату, им говорили, что это душевая. Когда заходил последний, двери закрывали и в помещение подавали газ.
Когда смерть наступала, включались вентиляторы, а когда воздух очищался, двери открывали, и еврейские рабочие убирали тела. С помощью специальной процедуры, которую придумал Вирт, их сжигали на открытом воздухе, не используя горючее.
Возникает вопрос: когда Морген сообщал суду во Франкфурте о посещении газовых камер на рубеже 1943–1944 гг., почему он не засвидетельствовал, что знал о них с конца лета из рассказа Кристиана Вирта? Ответ: сообщение Моргена о его встрече с Виртом, которое он сделал в Нюрнберге, было сильно приукрашено.
Вот как он рассказывает о том, что знал об операции «Рейнхард», Корпусу контрразведки[326]:
Насколько мне известно, операция «Рейнхард» включала в себя изъятие ценностей евреев с восточных территорий. Я не знаю, касалось ли это только ценностей убитых евреев, было ли это то, что называлось «ограблением мертвецов» либо евреев вообще. Я скорее допускаю последнее. Я не занимался этой операцией официально. Я не видел никаких приказов о ней, но название «Операция "Рейнхард"» время от времени всплывало в ходе моих расследований. Напомню, что мои расследования касались коррупционных преступлений в концлагерях, которые дали мне повод перейти к незаконным убийствам. Таким образом, коррупция и убийство слились воедино, и операция «Рейнхард» оказалась одним из наиболее продуктивных ответвлений.