— Стойте! — послышался позади звонкий голосок Антона. — Можно я с вами? За мороженое готов душу продать!

— А Владимир разрешил? Разве у тебя сейчас не час английского? — сжав губы, повариха всячески пыталась не улыбнуться, делая намеренно строгое лицо. — Узнает, что уроки бросил, будет ругаться.

— Не будет. Он добрый! — ошарашил меня ребенок, а после сровнялся, обнимая за талию и прислушиваясь к животу. — Вон и младенец со мной согласен! — состроив жалобную мордашку, тот невинно протянул: — Можно, Каролина? Я буду хорошо себя вести, обещаю!

— Конечно, можно, — усмехнулась я, даже не думая отказывать.

Парень вдруг прислушался, а я рвано выдохнула, хватаясь за живот.

— Пинается, — на губах застыла глупая блаженная улыбка, в глазах пеленой возникли слезы. Мысль, что во мне растет живой человек: плоть и кровь, всегда бодрила и вводила в нирвану. — Так активно впервые!

— Слышишь, Тошенька? — мягко протянула радостная повариха. — Чувствуешь? Это братик твой будущий пинается!.. — вовремя спохватившись, та сжала рот руками, испуганно на меня поглядев: — Ой! Простите, я хотела сказать…

— Не слушайте вы ее, — вступился за Марью Витальевну Андрей. — Переработала на кухне, там пары, газы…

Все вокруг знали: Антон является приемным сыном Владимира, а я, по мнению людей, невеста того самого Владимира. Малыш заглядывал мне в глаза с безумной робкой надеждой. Открытый, способный пораниться от любого неправильно подобранного слова. Присев на корточки, я сжала хрупкие, но заметно порозовевшие щёчки, нежно прошептав:

— Антон, я тебя люблю. Еще с того момента, как увидела тебя на улице, считала своим ребенком.

— И я тебя люблю, — на щеках Антона ручьями потекли слезы, голос предательски задрожал, когда тот буквально кинулся ко мне с объятиями. — Можно я тебя мамой называть буду? Ты моя самая настоящая мама, я точно знаю!

— К-конечно, — мир будто разделился на «до» и «после». Этот момент навсегда врезался мне в память, оставаясь одним из самых счастливых за всю жизнь. — Я буду только рада!

Повариха только и успевала то смахивать слезы платком, то в него же высмаркиваться, даже Андрей пустил скупую мужскую слезу, а я чувствовала себя окрыленной и одухотворённой, будто никогда прежде.

— Ой, я ведь забыл совсем… Мы кое-что сделали с Владом вчера. Подожди меня минутку! — вдруг опомнился Антон, выравниваясь по струнке, а потом бегом бросился к дому, едва ли не падая по пути. — У меня для тебя подарок, только никуда не уходи!

Встав на ноги, я чувствовала, как захватывает дыхание от адреналина, а кровь в жилах закипает. Внезапно на плечи мне легла тяжелая женская рука:

— Хорошая у вас с хозяином семья будет.

— Вы ведь ничего не знаете, — скривилась я, — про наши отношения, Марья Витальевна. СМИ врут все.

Поцокав языком, та закатила глаза, добро шепнув на ухо:

— А я не по жёлтым газетенкам сужу, милая. Двадцать лет Орловым каши варю, и впервые вижу Владика с такими горящими глазами… А как он тебя разглядывает, пока ты отворачиваешься… Ох, всем бы такой любви!

— Вам кажется, — мотнула головой я, опуская взгляд.