— Надо посмотреть, как пойдут дела, — заметил грек. — Нас всего семеро, а в замке по меньшей мере человек пятьдесят солдат, рабов и пажей, не считая женщин. Правда, в открытом море крейсирует венецианская эскадра.

— Ее-то мы и позовем на помощь, чтобы подрезать крылышки всем пташкам Хусифа.

— Сигнал подадите этой ночью? — спросил грек у Мулея.

— Да, с самой высокой террасы замка, и все пойдет как по маслу. Я не хочу подвергать венецианскую эскадру риску ради спасения моей жизни и жизни моего отца. А!.. Вот и кофе прибыл, а при нем сам комендант. Бедняга!.. Что-то он помрачнел.

— У него, видно, случился сердечный приступ, когда он вскрывал печати султана, — сказал Мико.

Один из негров нес на курчавой голове огромный поднос гравированного серебра с маленькими фарфоровыми чашечками в крошечных подстаканниках из ажурного золота.

— Эй, чернолицый, — сказал Мико, придя в шутливое расположение духа после нескольких бокалов кипрского вина. — Это настоящий кофе?

— Его всегда пила хозяйка, — вздрогнув, ответил несчастный африканец.

— Так он уже старый, ведь хозяйки давно нет в замке.

— Только нынче утром пробовали, эфенди.

— Ладно, мы тоже попробуем, — проворчал албанец, искоса на него взглянув.

Как известно, турки — большие мастера в приготовлении кофе. Они не дробят драгоценные ароматные зерна, а растирают их между двух камней в пыль и эту пыль засыпают потом в кипящую воду. На вкус такой кофе напоминает шоколад, и никто, кому довелось побывать в Константинополе, на этот кофе не жаловался. Негр поставил огромный поднос на стол и, повинуясь властному жесту Мико, быстро, как газель его родных краев, отпрыгнул в сторону. Тем временем к ним медленным шагом подошел управляющий вместе с армянином, держа в руке письмо с печатями султана.

— Удалось ли секретарю Хараджи разобрать арабскую вязь, начертанную на этой бумаге? — спросил Мулей-эль-Кадель, быстро допив свою чашечку кофе.

— Да, эфенди, — ответил управляющий, взглянув на письмо.

— Следовательно, ты понял, чего хочет от тебя султан?

— Я должен оказать вам гостеприимство до приезда госпожи и обращаться с вами, как с принцем.

— В моих жилах течет кровь самой высокопоставленной турецкой аристократии, — сказал Мулей. — Моя мать — двоюродная сестра Магомета Второго.

Управляющий побледнел до синевы:

— Эфенди, что я могу сделать для вас?

— То, что указано в письме.