– Но все же, – не унималась она. – Ты как-то формулируешь задачу, что хочешь сменить обличье? А ты пробовал личины других зверей? Волков, скажем?

– Никому я не приказываю. – Он достал из сумки флягу с водой. Потряс. – Оно случается само. Замерзла. Сможешь разогреть?

Иврос протянул ей флягу.

Гвин взяла ее. В воде действительно образовался лед. Она сжала флягу двумя руками. Зашептала. Вошла в транс. Надломила нити, связующие ледяную корку. Потянула. Встряхнула. И запустила обратный процесс. Кончики пальцев защипало. Когда вода разогрелась достаточно, чтобы при желании можно было заварить слабый чай, она вернула флягу хозяину.

Иврос все это время внимательно наблюдал за тем, что она делает.

– Но ты чувствуешь, что ты медведь? Или что ты внутри медведя? Или что? – Она надкусила пирожок и с облегчением обнаружила внутри персиковое варенье.

– Я – это я, – пожал плечами Иврос. – А вот у тебя глаза белеют. Ты знаешь об этом?

Гвин подарила ему усталую улыбку.

– Я бы могла тебя обучить. И многое рассказать, раз интересно. Но ты ведь скажешь, что не хочешь. – В голосе звучала надежда.

– Не хочу.

– Жаль. – Она поджала губы. – Это потому, что я Мейхарт?

– Это потому, что я уезжаю. Сразу после того, как верну тебя мужу. – Иврос говорил холодно, но внутренне ожидал, что она ответит очередной колкостью. Подсознательно рассчитывал увидеть огонь в ее глазах.

Но Гвин молча жевала свои пирожки вприкуску с сыром и запивала вином. От души и сосредоточенно. Только вино закончилось быстрее, чем сошло на нет желание провалиться сквозь землю. А взгляда она не поднимала вовсе. Адептка слишком хорошо понимала, что происходит. От этого ее закаленное, на первый взгляд, сердце ныло.

Гвин не хотела всего этого. Не хотела проблем. Не хотела болезненных объяснений и неудобных разговоров в этой тесной норе. И не хотела думать над словами Ивроса. Совсем.

– Расскажи мне о маме, – неожиданно попросила она, не поднимая глаз от очередного пирожка.

– О маме? – Иврос удивленно наморщил лоб. – Что тебе рассказать о ней?

– Что угодно. – Гвин пожала плечами. – Какой она была до встречи с… королем?

И тотчас прикусила язык. Она могла услышать очередной всплеск возмущения со стороны Ивроса, но он лишь вздохнул.

– Доброй, – прозвучал в тишине его глубокий низкий голос, – и ласковой. Она всегда заботилась обо мне. О папе. И о Нордвуде. Говорила о моем наследии. О корнях. О том, насколько древний род у нас. Что это все очень важно. Я не должен забывать. А почему ты спрашиваешь?

Он хотел видеть ее лицо. Но Гвин так низко наклонилась над ужином у себя на коленях, что за капюшоном не было видно даже кончика носа.