Артур вновь наклоняется к фотографии.

– Красивая женщина.

– Да.

– Ты на нее очень похожа. Наверное, твоему папе это было тяжело…

– Он мог бы радоваться, что она хоть отчасти осталась с ним – во мне, – возражает Мэдди. – Так говорит женщина, которая меня консультирует, и я с ней согласна.

Она умолкает на минуту и потом говорит:

– Хотите, я вам кое-что расскажу?

– Конечно!

– Я думаю, что вы поймете…

– Я весь внимание. «А зачем тебе такие большие уши? – Чтобы лучше тебя слышать, дитя мое». – Он с улыбкой указывает на свои по-стариковски непропорционально огромные и усаживается обратно за стол. Мэдди возвращается на кровать.

– В общем, это довольно странная история… Когда мне было года четыре, я сказала папе, что хочу умереть.

Артур резко втягивает воздух, и девушка поспешно добавляет:

– Это не то, что… В смысле, не от тоски или чего-то такого. Просто в воскресной школе нам рассказывали про рай и ад, и как в первом все замечательно. К тому же папа всегда говорил, что моя мама там, на небесах. И еще нам говорили про грехи, как они пятнают человеческую душу – мне сразу представлялась липкая лента для мух, которая постепенно из белой превращается в черную. И чем старше ты становишься, тем больше у тебя грехов, так что мне казалось, что лучше умереть пораньше – тогда уж точно попадешь в рай.

И, в общем, однажды я сказала об этом папе. Он читал газету на кухне, а я подошла и просто встала рядом – он не любил, когда его отвлекали разговорами в такое время. Но тут он даже сам притянул меня к себе, посадил на колени – такое вообще случалось крайне редко – и спросил: «Что такое?» И я радостно ответила: «Я хочу умереть» – то есть меня тогда эта мысль буквально воодушевила. А он… он буквально взбесился. Столкнул меня на пол и принялся орать: «Никто из нас не явился на этот свет по своей воле! Никто! Но раз уж ты здесь, то приходится мириться с тем, что есть!»

Я не знала, что делать, и не понимала, почему он разозлился. Мне казалось, он тоже обрадуется – ведь я буду с мамой, а он избавится от меня. Я всегда чувствовала себя обузой для него, вечным напоминанием о жене, которой у него больше нет. Думаю, он очень сильно любил ее – по-настоящему любил. А потом потерял – из-за меня. После этого в нем что-то надломилось. И он стал сам не свой.

Артур раскрывает рот, но Мэдди упреждающе поднимает руку.

– Да, я знаю, это не моя вина. Но ощущение было именно такое. Всегда. Каждый день.

Артур кивает. Сцепив руки на коленях, он задумчиво крутит большими пальцами.

– Не знаю, что ответить, Мэдди… Я только думаю, что твой отец был не прав тогда. Мне кажется, ему следовало обнять тебя покрепче и сказать, что ты его милый маленький философ и небеса еще долго-долго будут ждать тебя. Конечно, его поведение было непонятно и обидно для такой малышки. Однако чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь: любовь – это не всегда просто. Иногда все невероятно запутанно. Порой она побуждает нас к чему-то хорошему, порой – к очень плохому. Что я знаю наверняка – где-то твой отец поступал правильно. Потому что посмотри на себя, на то, кем ты стала. И я готов поставить последний цент на то, что он очень любит тебя, Мэдди.

Ее глаза наполняются слезами. Он хочет продолжать, но в этот момент звонят в дверь, и снизу доносится голос Люсиль: