Ответ получился ворчливым: – Всегда рады, только не заходит никто. Что касается красных, то в Сомали, я слышал, плохо с интернетом.

– Зато с оружием хорошо, – вставила Роза и тут же добавила: – Ты видел их ужасные губы?

– Это ты ещё не нюхала ту дрянь, которой они мажут тело от насекомых.

– Кто? Вольдемар?

– И Вольдемар и все остальные Мурси. Не знаешь, кстати, на какой слог ударение? Му́рси или Мурси́?

Вокруг стола заискрило. Будто в противовес лёгкости, предложенной для беседы старейшинами, центральная комната терема налилась тяжестью. Мина ничего не понимала – переходом на известные ей языки пока никто не озаботился – и вертела головой, переводя взгляд с Лента на «милого Алекса», а тот набычился. На совете такого уровня он присутствовал впервые и, похоже, был поражён его малочисленностью и показной несерьёзностью.

Что ж, придётся ему привыкать – когда дело касается Питера, то есть Петра Алексеевича, пока тот сам не решит, нормального разговора не будет.

– О боги, воистину, когда вы решаете нас наказать, то лишаете разума… Что он делает в Сомали, Питер? Шаманит?

– Не знаю и знать не хочу. От пуль заговаривает. Если Демону нужно пушечное мясо красного цвета, я с удовольствием скормлю ему Вольдемара сам. Меня больше интересуют лешие. Я не нашёл ни одного. Им по телефону не позвонишь, а почтовых голубей у меня нет. Займёшься, Роза?

– Могу попробовать. Мелькало недавно по новостям что-то про бизонов в Альберте. – Лент внутренне напрягся: снова бизоны? Но Розу интересовало другое: – Кто-то их там прикармливает. Не иначе коричневый. Его засняли, попробую найти первоисточник. Есть, в конце концов, геолокация...

– И Карла предупреди, он в Париже, до него добраться легче лёгкого.

Роза задумалась и кивнула. Речь, как понял Лент, зашла о знаменитом модельере, который не любил афишировать своё жёлтое происхождение, бравируя тем, что в своей жизни всего добивался сам. Возможно, во многом так оно и было, от использования связей отказаться можно, только кланового обаяния всё равно не выключишь.

– С Карлом будет непросто… Его не оторвать от бомонда. Разве что уложить потихоньку в больницу, заинтересовав прелестями тайной рекламной кампании. Пусть журналисты побегают-поищут, куда он подевался. Взбодрим сплетнями заспанный Париж. Карл действительно невероятно силён, и если Демону нужен сильный жёлтый, то он захочет до него добраться. – Последние слова Розы если не удивили Лента, то заставили задуматься. Сильный? Вероятно, он ошибся, и они говорили о каком-то другом Карле.

– Отец! Роза! Может, перейдём к делу?

Ответом ему стал смех. Мужской – тяжёлый и сухой. Женский – прима-театральный, хотя чего ожидать от женщины, которая всегда была прекрасной актрисой и весьма убедительно сыграла в жизни несколько непростых ролей?

– А мы всё обсудили, сын. Осталось попросить Александра проявить осмотрительность.

Как ни странно, скомканное ведьмацкое «Обойдусь без ваших советов!» у блистательного Питера Скорза отрицательных эмоций не вызвало, напротив, он даже просветлел немного: «Я так и думал». Что он думал Лент совершенно не понял и не успел переспросить, потому что отец сразу обратился к нему: – Я думаю тебе сто́ит переехать в Лондон, сын. И как можно скорее. Рассчитывайся там по своим счетам и перебирайся. Дел невпроворот.

Старика явно не интересовало дальнейшее развитие событий по материализации Демона. Спрячут жёлтого в больнице, поищут и предупредят коричневого в Альберте, а красного пусть забирает, не жалко. И всё! Собственно, Лента незнакомые тёмные тоже не особо интересовали, гораздо больше его беспокоила безопасность Мины. Демон водил Мину по лесу! Выскочку Додо следовало разыскать немедленно. Некоторые мысли по использованию для этой цели международных агентств Лент как раз собирался выложить на совете, когда заметил, что Розы на связи больше нет, да и отец нетерпеливо расстёгивает воротничок.

– Ты спешишь? – ему показалось или пламя печи метнулось и зашипело в ответ на выброс его эмоций?

– По правде говоря, да, сын. Буду тебе признателен, если по мелочам мы пройдёмся в другой раз. Честь имею, господа! – и повторил то же самое по-английски: – Честь имею, дорогая Мина, – после чего просто встал и ушёл, а трое свидетелей его «английского» ухода продолжали пялиться на спинку опустевшего кресла, пока хозяин дома не обрубил связь.