Алевтина работала всю ночь, горестно вздыхая о своей слабости. Её воспитанник плакал и подвывал от жутких снов, а она только и могла, что нашёптывать ему на ухо детские заговоры. Когда-то, когда он был малышом, шепталки работали вполне успешно, но не сейчас. Большой и крепкий, нынешний Лент страдал во сне и даже выгибался дугой, но ведь он просил её не останавливаться, и она выписывала, и наводила… Непослушные руны не желали задерживаться на его коже, сияющей голубизной, но рунопись была врождённым даром Алевтины, её слушалась зелёнка, ей подчинялась кожа, и к рассвету левая сторона Лентовой спины была покрыта обновлёнными и неисчезающими формулами собственной защиты: исцеления, выносливости и прилива сил. Вторая половина, руны внешнего воздействия – всякие атаки или, напротив, действия помощи, такие как снятие порчи, – давались Алевтине ещё тяжелее. Кожа Лента натягивалась и отказывалась впитывать чернила. А ведь ведьме нужно было ещё и активировать свои художества, оговорить механизмы безопасности, выключить цикличность, то есть снять ограничения по срокам, чтобы помощь рун не развернулась вспять и не потянула силу из своего хозяина.
Когда Алевтина закончила работу, она не стояла на ногах. Солнце подбиралось к зениту, а Лент всё спал, и всё так же тревожно. Она поцеловала его в макушку и осторожно вышла из комнаты, понимая, что и ей самой неплохо бы хорошенько выспаться.
Как только в глубине коридора скрипнула дверь её спальни, Лент расслабил мышцы и раскрыл сжимаемые уже не напряжением, а судорогой глаза. Если бы он увидел себя сейчас со стороны, то подумал бы, наверное, что познакомился с практическим воплощением оборотня перед оборотом, о чём читал только в книжках. В белках его глаз не осталось ничего белого, даже синяя радужка покраснела, залитая кровью. Благо Алевтина оговорила руну самоисцеления самой первой, иначе он мог и не дожить до этого момента. Сейчас руна работала, и он чувствовал, что его восстановление – это вопрос времени.
Осторожно выдохнув, он попробовал оживить занемевшие мышцы. Боль пронзила тело миллионом иголок, но эта боль была несравнима с той, что ему довелось испытать «под пером». Невиданное самоуправство, издевательство над силой, зелёные руны были так же чужды его синеве, как пересаженный орган. Организм отторгал насильно навязанное, но Лент не сомневался в верности избранного пути. История знала примеры совмещения сил, редчайшие, продиктованные жёсткими условиями выживания кланов, они удивляли и поражали воображение. Это всегда происходило на грани, и не было связано с добровольными экспериментами тёмных. Что выйдет из его демарша, Лент не знал. Выбор, сделанный на парижской мансарде, лично он добровольным бы не назвал, но за дальнейшие свои действия отвечал полностью.
Глаза почти не видели; мышцы понемногу отпускали и, едва почувствовав такую возможность, он разбросался на тахте, подтянув одну ногу к животу, и провалился наконец в глубокий тревожный сон.
Глава 11
Утро следующего дня хозяев не разбудило.
Стрелки часов подползали к полудню, и давно проснувшаяся квартира жила своей жизнью. Моргал лампочкой автоответчика телефонный аппарат – Алевтине беспрерывно звонили клиенты, и она предпочитала отключать звонок. Бился о стены Череп, не находя кулинарных подношений в привычном месте. Возмущался Пыж, предусмотрительно запертый в клетке перед нанесением рун, там же и забытый без пшена и воды. Но ни гулкие удары черепашьего панциря, ни громогласные протесты попугая не могли помешать спать Алевтине и Ленту. Бей в барабаны! Труби в трубы! Всё будет зря – Лент не проснётся. Однако, как ни странно, проснулся он легко. Причём, от такой мелочи, как поворот ключа в замке. Наверняка сработала новая защитная руна – спасибо Алевтине! Он услышал, как мягко хлопнула входная дверь, и бесшумно опустил ноги на пол. Сейчас отреагируют обереги и в коридоре запахнет палёным. Не запахло. Напротив, повеяло теплом и заклинанием поиска: «Хозяева! Вы где?».
Он узнал этот голос – беспокоиться не стоило, он и сам собирался нагрянуть к Савиле за советом. Точёная фигура заполнила собой дверной проём – прорицательница была велика. Не помпезна, а грандиозно грациозна. Эдакой грацией львицы. Смотреть приятно, а подойти боязно.
– На ловца и зверь бежит… – он встал и направился к ней: свой поцелуй в лоб он при встрече получал всегда, не уклоняясь. Однако сегодня в глазах Савилы он уловил что-то новое. Ах, да! Он же посинел и помолодел на пол века! Но разве это причина для невыполнения ритуала, которому не меньше?
– Погоди-ка! – голос Савилы, низкий и глубокий, показался Ленту пугающим.
– Да ладно, привыкнешь. Я сам глазам не поверил, когда себя в зеркале увидел.
– И давно смотрел?
Ответить Лент не успел. Савила не любила промедлений и уступила ему свои глаза в качестве инструмента насильно. Увиденное ошеломило. Обычно цвет тёмной силы просвечивает сквозь кожу, помещая хозяина в кокон защиты клана, а также сквозь глаза, оповещая посвящённых об уровне противника. В теории, цвет кокона видит любой сильный, включая светлых, если им объяснить, как смотреть. А вот огонь глаз – это только для тёмных. Или для тех редких светлых, кто обучился «зеркалу». Причём, собственный огонь можно увидеть только чужими глазами. Савила предоставила ему такую возможность, и он испугался. Он хорошо помнил себя глазами Мины, тогда он был синеглазым прекрасным зверем, а сейчас перед Савилой стояло чудовище. Он не был больше ни синим, ни зелёным. Сила проходила по его оголённому торсу волнами северного сияния, меняя оттенки и перетекая из одного цвета в другой, вытесняя синеву желтизной и зеленью, и вспять в обратном порядке. Глаза мерцали золотыми вспышками и проваливались поочерёдно в омуты клановых болот. Хаос.
– Что ты наделал, дурачок?
Лент понял, что если он сейчас же, немедленно не получит свой поцелуй, то возненавидит себя до конца своих дней. Савила, вероятно, почувствовала то же самое, потому что подошла и по-родительски сгребла его в охапку. Этот парнишка, выросший у неё на глазах, всегда предпочитал всем методам метод проб и ошибок, и не любил установленных кем бы то ни было порядков. Досталось от него и клановым правилам. Одна Анна чего стоила…
– Рассказывай, Лаврентий.
Ну вот. Он почувствовал себя маленьким и голым. Почему маленьким, ещё понятно, но почему голым? Он же в штанах!
– Как ты вошла?