– Тут нечего понимать… – он сел рядом со мной и стал показывать. – Вот входной экран Хайма, прекрасно тебе знакомый. Только вместо своего имени введешь слово «Программер» и пароль, который я написал тебе на бумажке. Откроется этот экран, и на нем кнопка «Пуск». Видишь? Я специально сделал все так, чтобы ты не мог ошибиться. Имя, пароль, пуск. Очень просто. Ну, что ты молчишь? Кивни хотя бы…
Он грустно улыбнулся. Я кивнул. Комок стоял у меня поперек горла.
– Программер… но зачем? Почему я? Почему не…
– Почему не я? Почему не мы вместе? – продолжил за меня он. – Это же очевидно. Шварцу нужен я. А ты для него никто. Значит, если мы разделимся, то у тебя появится дополнительное время, которого нет у меня. Но предупреждаю: его не так много. Немного, но должно хватить до конца загрузки. Это примерно еще девятнадцать часов, чуть меньше суток… И вот еще что: сразу после того, как мы расстанемся, смени мой пароль. Чтобы его знал только ты. Чтобы Хайм не достался Шварцу. Кивни.
Я кивнул и закрыл руками лицо: всё происходило слишком быстро для моего понимания.
– Это очень важный момент, – проговорил Программер тоном терпеливого учителя. – Очень важный. Потому что Шварц выбьет из меня всё, что я знаю. Я постараюсь терпеть как можно дольше, но не будем на это слишком рассчитывать, Найт. В конечном счете я расскажу ему всё. О себе, о тебе и обо всем, что он пожелает знать. Поэтому я и сказал, что у тебя не так много времени… Итак, ты сменишь пароль, войдешь в Хайм под своим именем и передашь новый пароль хаймовскому Найту, своему клону. Чтобы он потом мог вернуть его мне. Такая вот нехитрая петля.
– Вернуть тебе? Но ведь ты…
Он улыбнулся.
– Ты забыл, что в новой версии у Программера будет собственный клон? Клон бога и царя… Он – то есть хаймовский я – и придет к тебе за паролем.
– А Шварц? – пробормотал я невпопад.
Программер преувеличенно бодро хлопнул меня по спине.
– А у Шварца останется моя оболочка! Ты ведь сам говорил: это не более чем шкурка. Думаю, к тому времени она будет изрядно побита и продырявлена. Ну и черт с ней. Как говорил наш знакомый, ныне покойный снаружист, это всего лишь мясо. Мясо, кожа да кости… Эй, Найт, дружище! Веселей гляди! Мы почти у цели… – он взглянул на часы. – Следующая остановка через двадцать минут. Я сойду там.
– А как же я?!
18. Она
– А как же я?!
Это восклицание прозвучало так беспомощно и горько, что я и сама испугалась. Мне показалось, что это уже происходило со мною однажды. Что мне два или три года, на моей голове бант, и я стою на коленках, прижавшись носом к оконному стеклу, и смотрю на незнакомый вокзал, и вдруг вижу на платформе свою маму, вышедшую, как она сказала, на полминутки, и осознаю, что поезд сейчас тронется, и она останется там, а я здесь, и звериный вой рвется из моего горла – вой брошенного детеныша. Было это когда-нибудь или не было? И если было, то с кем? Со мной? Но кто я сейчас?
Программер придвинулся ближе и обнял меня за плечи. В глазах его стояли слезы.
– Зачем ты так? – тихо проговорил он. – Думаешь, мне легко? Думаешь, я не боюсь? Ты выйдешь потом. Я не думаю, что тебе имеет смысл ехать до конечной – лучше сойти где-нибудь по дороге. Только реши сама и ничего не рассказывай мне. Потому что я в конце концов все расскажу Шварцу. Понимаешь?
Я молча кивнула. Я не могла говорить. Слова снова душили меня. Два слова: «Не уходи!» Программер вернулся на свою лавку и стал натягивать сапоги, купленные нами еще в том, первом торговом центре. Теплые, непромокаемые, немного неуклюжие, но относительно легкие. В них трудно бегать, но хорошо убегать. Под моей лавкой стояли такие же. Программер притопнул для пробы, посмотрел на меня и ободряюще улыбнулся.
– Помни, здесь сидим не мы, а наши снаружисты. Им все равно умирать, а нам жить… – он задумчиво покачал головой. – Иногда я думаю: как было бы здорово обойтись вообще без снаружистов! Переселить всех в Хайм и не оставить снаружи никого. Никого, кто страдал бы, кто умирал бы от пули, голода, болезни, старости. Никого, кому отрезали бы руки и ноги… Но пока не получится. Пока нам нужны серверы, и обслуга, и электричество, и деньги на поддержку. Но в будущем мы непременно автоматизируем и все эти службы. Непременно. И тогда останется только Хайм. Хайм – и мы, его бессмертные жильцы и хозяева.