Вебер, всхлипывая, медленно встал, руки его дрожали. Шатаясь, он пошел к своему столу и уселся, непонимающе оглядываясь.

Возле их столика уже хлопотали девицы, они подметали рассыпанное и хихикали, поглядывая на власовцев.

Все это было дико, необычно, волшебно и вместе с тем чудовищно; все кружилось в вихре абсурдного танца: и музыка из патефона, и полуголые девки, и этот коньяк, и белая пыль в воздухе. Гуляева уносило. Он никогда не чувствовал себя таким счастливым. Никогда еще не было так пьяно и смело.

Он готов был отдать Цвайгерту всю свою жизнь, лишь бы это длилось вечно.

— Я готов отдать вам жизнь, — сказал он это вслух. — Лишь бы это длилось вечно.

Майор улыбнулся в ответ, не глядя на него, и чертил на подносе новую порцию.

Унесенный вихрем Гуляев не заметил, как две женщины в мехах утащили куда-то Фролова и Бурматова, а потом еще одна обняла его за плечо и прошептала на ухо с придыханием:

— Пойдем со мной, рыженький.

Роскошная, черноволосая, с пухлыми алыми губами. Валькирия.

Она взяла Гуляева за руку и повела в полутемный коридор, оклеенный алыми обоями. Гуляеву все виделось в неземном свете, искрилось, смеялось в ответ, и в этот момент он чувствовал себя богом.

Девица завела его в роскошную комнату, залитую бордовым светом, с огромной кроватью и охотничьим гобеленом на стене. Усадила на кровать, провела ладонью по лицу, поцеловала в щеку и игриво ткнула пальцем в кончик сломанного носа.

Гуляев зажмурился от счастья.

Девица легонько щелкнула его по носу и игриво захохотала.

— Я сейчас приду, рыженький, — сказала она. — Пять минут.

Встала и ушла, оглядываясь и смеясь.

Господи, думал Иван, куда же это я попал, что же это за счастье, почему мне так хорошо.

Он расстегнул китель и лег на кровать, широко расставил руки, представляя, будто он летит в этот темный потолок со старинной лепниной, в гобелен, в лес, на охоту, в сказочный мир.

Скрипнула дверь.

На пороге стоял Цвайгерт с «люгером» в руке.

Гуляев резко вскочил и сел на кровати.