Этот год выживания, писал валлийский летописец, стал также поворотным моментом[105]. В парламенте принца хвалили как молодого человека "жилистого и крепкого", послушного воле своего отца, такого хорошего принца, какого нельзя найти где угодно, которого следует благодарить за его успехи в борьбе с валлийскими мятежниками[106]. Незадолго до Рождества, в самом конце этого продолжительного парламента, были предприняты дальнейшие шаги для обеспечения беспрепятственного наследования короны в случае смерти короля[107]. Почти тремя годами ранее, в феврале 1404 года, после заговора Перси, Генрих IV был признан законным королем, а принц — его наследником, а 7 июня 1406 года весь этот вопрос был обсужден снова, в результате чего появилась декларация[108]. Теперь решение о престолонаследии было официально закреплено при очень длинном списке свидетелей, и было принято решение о том, что престолонаследие должно осуществляться через прямых наследников каждого из четырех сыновей короля по очереди. Это не только укрепило династию, позволив дочерям наследовать корону; это дало королю Франции, с которым Генрих IV вел переговоры о невесте для принца, гарантию того, что любая дочь, рожденная от этого союза, будет иметь преимущество перед братьями принца и их сыновьями[109].

В 1406 году валлийское восстание зашло в тупик[110]. В апреле парламент поблагодарил принца за его успехи. Он был назначен лейтенантом своего отца в Уэльсе на три месяца с 1 февраля, и неоднократно во время парламентских сессий того года спикер выражал благодарность за то, что он делал на этой войне[111]. В конце сентября 1406 года были согласованы условия, согласно которым он должен был оставаться лейтенантом короля в Уэльсе еще три месяца с 500 латниками и 1.500 лучниками. Принц должен был лично выступить против мятежников, чтобы причинить им максимальный вред и, если на то будет воля Божья, покорить их. Другие солдаты, 120 латников и 360 лучников, должны были остаться в гарнизонах замков, пока их товарищи находились на службе в поле[112]. Служил ли принц лично, точно не известно; он присутствовал в парламенте 7 июня и еще раз в декабре, когда была представлена петиция против лоллардов[113]. В это время он также начал появляться в совете своего отца[114]. В начале нового 1407 года архиепископ Томас Арундел стал канцлером Англии в четвертый раз. Среди тех, кто был свидетелем его присяги, был принц, которому уже исполнилось двадцать лет, и он уже был полководцем со значительным опытом.

К тому времени война, безусловно, складывалась в пользу англичан. Не только валлийское восстание выдохлось, но и финансовые реформы начали давать эффект[115]. Даже если денег было не так много, ощущение кризиса, которое до сих пор присутствовало в военной организации, теперь быстро преодолевалось. В мае и декабре 1406 года принцу как королевскому лейтенанту были сделаны значительные денежные выплаты, а сохранившиеся свидетельства о выплатах из казначейства для солдат в Уэльсе показывают, что после 1405 года они возросли, и в 1406–1413 годах было выплачено почти вдвое больше (47.808 фунтов стерлингов), чем в критический период 1401–1405 годов (24.762 фунта стерлингов 81 шиллингов 2 пенса)[116]. Это было сделано несмотря на то, что в ноябре 1407 года спикер парламента снова выдвинул идею о том, что война должна быть заботой в основном тех, кто владеет землями в Уэльсе или в марке, вместе с просьбой о том, чтобы парламент в будущем был освобожден от ответственности за выделение денег на валлийские кампании[117].

Однако дело было не только в деньгах. В первые месяцы 1407 года принц не раз появлялся в королевском совете. 12 мая он дал согласие на шестимесячную службу в южном Уэльсе с 200 латниками и 600 лучниками,[118] а к июлю он уже был в Аберистуите, в его свите были некоторые известные военачальники, включая герцога Йоркского, графа Уорика, Джона Толбота, лорда Кера и сэра Джона Олдкасла. 28 июня был отдан приказ о перевозке пушечных ядер и пороха из лондонского Тауэра, где они хранились, в Бристоль, а затем морем в Уэльс, причем казначейство взяло на себя ответственность за расходы по транспортировке[119]. Однако осада Аберистуита, для которой они предназначались, закончилась неудачей. Похоже, что среди англичан были разногласия по поводу того, как лучше действовать (возможно, это признак того, что принц еще не мог навязать свое командование другим, более старшим и опытным, чем он), так что позже принц почувствовал себя обязанным подчеркнуть в парламенте роль, которую сыграл там герцог Йоркский[120]. Артиллерия, созданная ценой стольких усилий, также не была столь эффективной, как ожидалось; одна пушка, "Messenger", взорвалась при выстреле[121]. Условия капитуляции были достигнуты 12 сентября, согласно которым было решено, что замок сдастся, если к 1 ноября не получит помощи от Глендовера[122]. Такая помощь, действительно, пришла, и осаждающие не смогли помешать валлийскому лидеру снова войти в замок. Англичане были вынуждены отступить, а принц, который к началу октября, вероятно, находился в Херефорде, отправился на заседание парламента, проходившее в том же месяце в Глостере, чтобы получить благодарность за свои усилия[123].

В первой половине 1408 года свита принца находилась в нескольких местах, ни одно из которых не было далеко от валлийской границы[124]. Мы не можем быть уверены, что принц всегда оставался со своей свитой; вполне вероятно, например, что в мае он был в Йоркшире, совершая паломничество в Беверли и Бридлингтон.[125] Но король и его совет, должно быть, чувствовали, что победа была в их руках. В октябре 1407 года, а затем в феврале 1408 года, деньги, часть которых первоначально предназначалась для использования в Аквитании, были выделены для гарнизона в Страта Флорида, примерно в пятнадцати милях к юго-востоку от Аберистуита, а 8 марта 1408 года принц снова согласился служить в Уэльсе в течение шести месяцев, начиная с 1 апреля, с 500 латниками и 1.500 лучниками[126]. Cредства, из которых ему и его людям предполагалось платить, должны были поступать в значительной степени из налогов духовенства и мирян, которые должны были быть собраны в апреле и мае. Любые излишки должны были быть использованы на артиллерию, пушечные ядра, селитру и порох, а также на содержание артиллерии в боеспособном состояние. На этот раз усилия против Аберистуита увенчались успехом. Последовавшее за этим взятие Харлеха заняло значительно больше времени. Деньги, причитающиеся принцу для оплаты осаждающих замки войск, в состав которых входили "канониры и другие мастера", были выплачены в феврале 1409 года, когда осада, по мнению тех, кто находился в Лондоне, еще продолжалась[127].

С потерей этих двух крепостей дело Глендовера было обречено. Его жена, дети и внуки попали в руки англичан и были доставлены в Лондон, где некоторые из них умерли к первым месяцам следующего царствования. Сам Глендовер бежал, оставив после себя мало надежды на то, что его дело продвинется дальше. В 1410 году (по всей вероятности) он предпринял последнюю попытку, совершив неудачный набег на границу Шропшира[128]. В 1412 году, в одном из последних упоминаний о нем, Глендовер держал в плену Дафидда Гама из Брекона, которого в итоге удалось освободить и который позже прославился при Азенкуре[129]. Восстание, начавшееся с шумом, "просто заглохло",[130] хотя Глендовер стал предметом легенд и пророчеств. В середине июля 1415 года, когда он собирался отправиться в свою первую экспедицию во Францию, Генрих предпринял последнюю попытку примириться со старым мятежником: Сэр Гилберт Толбот был уполномочен предложить ему помилование. Генрих мог сделать это с позиции силы, но его намерения ни к чему не привели, так как Глендовера нельзя было ни найти, ни привлечь. Он фактически исчез; по всей вероятности, он умер вскоре после этого, возможно, в сентябре того же года. Место его захоронения по сей день остается неизвестным[131].

Начало валлийского восстания в 1400 году почти точно совпало с четырнадцатилетием принца. Это событие в большей или меньшей степени занимало его в течение почти десяти лет, и можно сказать, что оно оказало одно из формирующих влияний на его развитие как молодого человека и на то, как ему предстояло встретить и решить проблемы в будущем, когда он станет королем Англии. В чем это выражалось? Как принц, он отвечал за ту часть Уэльса, которая составляла его княжество, а также за ту, которая составляла Уэльскую марку. Его личный интерес к первому (который включал Флинтшир, Англси, Кернарвоншир, Мерионетшир на севере Уэльса, а также Кардиганшир и Кармартеншир на юге Уэльса) легко понять. Как принц Уэльский (титул, восходящий к 1301 году) он не имел синекуры, и, как не раз напоминали ему отец и парламент, он был обязан управлять этими графствами, по крайней мере, в мирное время, за счет доходов своего княжества. Восстание Глендовера лишило его эффективной власти в этих краях и средств, как в плане рабочей силы, так и финансовой поддержки, для восстановления своего княжеского статуса и утверждения власти английской короны в тех районах, которые поддержали восстание. Для принца значение этой войны заключалось в том, что он боролся за возвращение своей вотчины, пожалованной ему в октябре 1399 года, из-под контроля "мятежников"[132]. Использование этого слова немаловажно; всего несколько лет спустя оно будет свободно использоваться для обозначения тех, кто выступал против английского правления в Нормандии и других частях Франции. Будучи принцем, а затем и королем, Генрих проводил большую часть своего времени в войнах с теми, кто выступал против него. Война должна была стать определяющим фактором в его карьере и в формировании его характера.

Как граф Честера Генрих также отвечал за графство, которое пользовалось большой благосклонностью Ричарда II и которое, как показали смуты 1400 года и восстание Перси в 1403 году, все еще было далеко не лояльно к дому Ланкастеров. Однако после поражения Перси в 1403 году политическая жизнь в графстве стала более спокойной. В последующие годы графству предстояло сыграть важную роль в снабжении войск деньгами и людьми для войны: деньгами — в основном для гарнизонов северного Уэльса, людьми — для гарнизонной службы и более активных боевых действий против повстанцев по всему Уэльсу. Наряду с Ланкаширом и Дербиширом, Чешир обеспечил поставку большого количества солдат, которые служили в Северном Уэльсе в эти годы, а также во Франции в последующие годы.

Сразу же место действия войны переместилось в южный Уэльс, тем самым вовлекая принца в оборону не только своего княжества, но и марки. На этой большой территории южного и восточного Уэльса английское влияние было сильнее. В городах, в частности, бюргерство играли важную роль (как и призывал их парламент) в защите английского дела и интересов, особенно в тех местах, где лояльность была под подозрением. Необходимость помощи в этой защите теперь лучше понимали те английские лорды, которые владели значительными землями в этих частях Уэльса. Поскольку доходы лордов марки могли быть значительными, некоторые из них были напрямую заинтересованы в защите части своих больших владений, которым угрожали или, как это иногда случалось, контролировали валлийцы. В этом они были солидарны с принцем. Так получилось, что члены нескольких знатных английских семей участвовали в войне, причем делали это не только за короля или принца, но и за себя. Частые парламентские призывы этих семей к прямой военной помощи и действиям наконец-то были услышаны[133].

Кроме того, мы должны отметить тех людей, кто был тесно связан с принцем, некоторые из них были аннуитантами, другие получали плату за услуги, выполняемые ими при дворе или администрации принца, людей, которые помогли создать группу, связанную лично с ним в войсках, которыми он руководил, многие из которых присутствовали, когда условия сдачи Аберистуита были разработаны в городе 12 сентября 1407 года[134]. Восстание в Уэльсе имело важный эффект в том, как оно объединило людей из разных групп и разных местностей вокруг личностей короля и принца. Джон Гонт, как было замечено, поощрял преемственность службы, поддерживая и укрепляя семейные узы среди тех, кто служил ему[135]. Став королем, Генрих IV продолжал нанимать людей, которые уже служили ему в качестве графа Дерби или герцога Херефорда, некоторые из них принадлежали к семьям, члены которых были на службе у Гонта. Молодой принц следовал этой традиции. Список тех, кто находился на его службе в Уэльсе во втором квартале 1403 года (который закончился восстанием Перси), показывает, как земли, сюзереном которых он был, обеспечивали его людьми, готовыми присоединиться к нему на войне. Джон Четвинд получал от Генриха IV ренту с герцогства Ланкастер и плату от принца как герцога Корнуолла; в то время как Джон Уотертон был одновременно аннуитантом и кормленцем герцогства Корнуолл[136]. Джон Стэнли был чеширским рыцарем, преданным принцу, который позже назначил его лордом Мэна; в то время как сэр Томас Танстолл, сэр Уильям Харрингтон и Хью Стэндиш были среди тех выходцев из герцогства Ланкастер, которые были с принцем тем летом[137]. Как уже отмечалось, Шропшир и Херефордшир, графства, которые больше других страдали от угрозы вторжения валлийцев, предоставили принцу ряд сторонников, среди которых выделялся сэр Джон Олдкасл,[138] который был аннуитантом герцогства Ланкастер в правление Генриха IV. Внимательное изучение тех, кто находился на службе у принца, показывает, что война стала причиной поступления многих из них на службу, а также причиной того, что они остались на ней. О мудрости принца говорит то, что с ранних лет ему нравились солдаты, верность которых он был готов вознаградить.

Какие военные уроки мог извлечь принц из этих лет становления его как молодого полководца и лидера людей? Мы можем предположить, что он осознал важность контроля над укрепленными городами и замками. Великие эдвардианские замки Бомарис, Конви и Харлех были не просто престижными символами власти, потери которых англичане должны были остерегаться, а захват которых валлийский летописец мог записать с гордостью[139]. Для обеих сторон они были эффективными инструментами власти, не в последнюю очередь благодаря тому, что, будучи прибрежными замками, они могли принимать людей, провизию и оборудование доставленными по морю, в случае англичан, из Бристоля или Честера, или, в случае валлийцев, из других частей Уэльса или даже из Франции. То значение, которое придавалось сохранению этих больших замков в лояльных руках, показывает, насколько ясно советники Генриха IV оценили практическую ценность сохранения контроля над ними для английского дела: крупные замки были сильны гарнизонами, которые к них содержались; малые замки, расположенные в основном в глубине страны, могли выступать в качестве опорных пунктов, из которых можно было контролировать мятежные области. В обоих случаях важно было лишить врага возможности использовать эти замки, не дать ему никакой точки опоры и держать его, насколько это возможно, в бегах. Неспособность до 1403 года полностью осознать, что Уэльс не может быть покорен с английской границы, должна была быть исправлена сознательной попыткой восстановить и сохранить контроль над опорными пунктами как в марке, так и в княжестве. Судя по всему, принц понимал значение этого серьезного изменения политики.

Необходимость поддержания английского присутствия в валлийских опорных пунктах после их захвата должна была сделать акцент на осаде как важнейшей части стратегии войны. Англичане стремились достичь не только военного, но и политического господства. Этого невозможно было добиться, если, например, город и замок Карнарвон, административный и судебный центр севера княжества, были бы захвачены повстанцами. Восстание получило толчок в 1401 году, когда замок Конви был захвачен повстанцами под самым носом у его гарнизона. Однако, как только Аберистуит и Харлех капитулировали перед англичанами, восстание практически прекратилось. И в 1401 году, и в 1407/8 году принц должен был участвовать в тех военных действиях, которые привели к возвращению Конви и Аберистуита англичанам. Из них он мог узнать как военную, так и политическую важность умения доводить осады до успешного завершения[140].

Осадная война была связана еще с двумя факторами, имеющими большое значение: использование специального оружия (которым, как можно отметить, валлийцы были плохо обеспечены)[141] и жизненная необходимость обеспечения осаждающих продовольствием и другими видами провизии и снаряжения, которые им требовались. Отчеты о войне показывают, что в период конфликта значительно возросло использование пушек различных видов и сопутствующих им боеприпасов: пушечных ядер, селитры и пороха. Их транспортировка была трудной и опасной, что, в свою очередь, привело к тому, что все большее значение стало придаваться контролю над путями перевозки этого громоздкого оружия, большая часть которого начала свой путь к цели из лондонского Тауэра. Главный урок, который необходимо было усвоить, заключался в том, что море обеспечивало самый простой и безопасный способ доступа к эдвардианским замкам; артиллерия могла быть доставлена по дороге из Лондона в Бристоль, но затем ее грузили на корабль, чтобы доставить в соответствующие места в Уэльсе, которыми в 1407 и 1408 годах были Аберистуит и Харлех. Точно так же было бы неправильно игнорировать значение рек и их долин (таких как Уай и Уск) как средства доступа в Уэльс, но в равной степени и как дороги, по которым повстанцы могли передвигаться для нападения на пограничные графства. С точки зрения их способности помогать или препятствовать передвижению солдат вглубь страны, контроль над замками на этих реках также имел огромное значение. Принц должен был понять, что контроль над путями подхода (и даже отхода), будь то по суше или по морю, был фактором, от которого в значительной степени зависела победа.

Война должна была преподать ему еще один урок. Основной проблемой, с которой столкнулся принц в эти годы, было обеспечение регулярного поступления денег для выплаты жалованья своим людям и на другие военные расходы. Он должен был предпринять практические шаги для преодоления этих трудностей: создание его личной сокровищницы, хранившейся у Джона Уотертона, было одним из таких шагов. Это научило его тому, что планирование финансов является необходимым условием успешного ведения войны и эффективного управления государством. Трудности, с которыми он столкнулся как принц и которые были решены, должны были повлиять на его подход к управлению государством, когда он взял его под свой контроль в конце правления своего отца, и на его способ организации войны против французов, когда он стал королем. Опыт Уэльса оказался очень ценным[142].