– Сиврак, проводи мадам, – велит Аделаида, отворачиваясь, – если она не найдет. А теперь вернемся к нашему уроку. Генриетта, прочти еще раз этот абзац. – Принцессы изучают греческий, несмотря на то, что нет греческих королей, за которых они могли бы выйти замуж.
Генриетта опускает глаза в Библию.
– «И не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до…»[11] Все забывают, как произносится слово «осел», – жалуется она.
– «Onos», – подсказывает Аделаида.
– Принесите стакан воды из фонтана в северном крыле, рядом с покоями Люин, – всем известно, что там лучшая вода во дворце, – повторяет маркиза де Сиврак, еще одна фрейлина, которая прислуживает на этой неделе. Она берет меня за локоть и уводит к двери.
– Неужели нельзя послать слуг? Кого-то из лакеев? Служанок? – шепчу я в изумлении.
– Тихо! – Сиврак прижимает тонкий палец к губам. – Если принцесса Аделаида так желает, вы должны это сделать. Она всегда выбирает для этой «чести» фрейлину, которую больше всего терпеть не может. – Юная маркиза, чрезвычайно хорошенькая – прямой потомок Атенаис де Монтеспан, любовницы Людовика XIV в молодые годы, – смотрит на меня с неприкрытой неприязнью. Я не знаю, чем я ее обидела, но не похоже, чтобы она шутила.
«Проклятое место», – думаю я, щеки мои горят от унижения, когда я медленно направляюсь к двери. Мне, правнучке маршала Франции, супруге потомка рода Шуазель, велели принести воды!
– Ты, – обращаюсь я к одному из стражей у двери. – Набери в стакан воды из ближайшего крана.
Тот замирает в нерешительности, но я одариваю его ослепительной улыбкой, и он робко улыбается в ответ. Я наклоняю голову, давая понять, что он может идти, и он уходит. Второй страж не шевелится. Даже не смотрит на меня. Я меряю его взглядом, пока его шея не покрывается едва заметными красными пятнами.
Рядом никого. Я подхожу к богато украшенной лестнице и выглядываю – пусто и тихо. Король с маркизой в Бельвю, а придворные не слишком утруждаются, когда король в отъезде; весь день во дворце царят покой и дремота. Но по вечерам… Вчера, например, в покоях герцогини Шартрской устроили довольно шумную вечеринку, которая закончилась игрой в карты на раздевание.
Наконец возвращается страж со стаканом воды. Я вхожу в покои принцесс и передаю стакан маркизе де Майбуа – старой карге с трясущейся головой, которая, в свою очередь, подает воду Аделаиде, а та, даже не сделав и глотка, отдает его одной из фрейлин, чтобы она поставила стакан на боковой столик. Я вновь удаляюсь в тень.
– Покарать – это
Вскоре прибывает дофин с супругой в сопровождении своей свиты. Мы перемещаемся и пересаживаемся, когда они устраиваются, чтобы послушать, как Генриетта и Аделаида цитируют по-гречески из 1-й книги Царств.
Неужели так и будет протекать моя жизнь при дворе? Конечно же, по вечерам весело – я вновь вспоминаю вчерашний ворох одежды в апартаментах герцогини Шартрской, – но ох! Как же утомительны дни, когда я должна прислуживать принцессам.
Пока Генриетта, запинаясь, цитирует Библию, я наблюдаю за дофиной. Какая мрачная женщина. По всей видимости, дофин верен ей – невероятно. Кожа болезненного оттенка, и целыми днями ее носят в огромном кресле или заботливо укладывают в постель – боятся очередного выкидыша или того хуже – еще одной дочери.
Я поворачиваюсь к дофину, вспомнив, как он мне понравился на моей свадьбе. Он оказал мне великую честь, когда меня представляли ко двору: сказал мне целых шесть фраз, а не две, как обычно. Следует признать, что, если не обращать внимания на слишком крупную голову и грубоватые черты, он симпатичный мужчина. И молодой – всего на пару лет старше меня.
Дофин перехватывает мой взгляд, я ему инстинктивно подмигиваю, но тут же сожалею о своем поступке. Он краснеет, насколько это позволяет ему толстая кожа, и резко отворачивается.
– Ферди! – шепчет его жена. – Обрати внимание!
Боже! О чем я думала? Довольно дерзкий поступок. Но я уверена, что ему невыносимо скучно. Разумеется, это благочестие всего лишь притворство, чтобы ублажить жену и будущих подданных.