Жизнь, как всегда, продолжается, одновременно бодрящая и утомительная. Чего же больше? Наверное, чаша весов больше склоняется в сторону утомительной, но такова жизнь, которую я сама избрала.
Его Величество все еще в глубокой печали от отъезда нашей дорогой мадам инфанты. Она оставила за собой пустоту, огромную пустоту, которую не так-то просто заполнить. Поведайте нам все новости, которые узнаете о ней и которыми я могла бы поделиться с королем. Мы слышали, что одна из фрейлин, графиня де Нарбонн, родила на свет мальчика. Его Величество всегда желает поощрить своих подданных и посылает герцогине в знак своего восхищения изящное жемчужное ожерелье.
Вчера за ужином через дымоход залетела летучая мышь – было столько крика и страха, Франни вскочила с кресла и растянула ногу, бедняжка… но потом маршал де Ноай поразил хищника своей шпагой. Все так веселились, острословы сравнивали австрийцев с летучими мышами. Если бы Вы при этом присутствовали, то, не сомневаюсь, порадовали бы нас остроумным экспромтом. Как же нам Вас не хватает!
Мы с нетерпением ожидаем разрешения дофины от бремени – станет ли этот год годом величия Франции?
Навсегда Ваш друг,
Глава тридцать четвертая
– Я слышала, что вчера у маркизы болело горло, – шепчет Александрин, маркиза де Бельжунс, единственная из фрейлин принцесс, которая хотя бы пытается быть учтивой. – И случился кашель.
– Это правда, – весело отвечаю я. Принцесса Аделаида так и продолжает меня презирать, но моя близость к маркизе помогла мне заиметь нескольких приятельниц. – Немного побаливало горло, сухость во рту, но моя тетушка присоветовала ей самое действенное лекарство: настойку из мяты и свинцовой воды.
– Я бы посоветовала ртутную воду, – говорит Александрин. – Как-то у моей сестры заложило горло, и лекари прописали ей именно это.
– И она излечилась? – интересуюсь я.
– Нет, она умерла, – отвечает Александрин и отворачивается, чтобы поприветствовать пожилого герцога де Люин, который только что выиграл раунд, поставив на «2». – Ровно столько, сколько он совокуплялся со своей супругой, – злобно шипит она.
Мы играем в бириби в покоях королевы. Этой игре уже лет сто, кисло замечаю я, как средний возраст придворного, – и она уже приелась. Вся семья садится и играет в бириби в компании нескольких придворных; те, кто не сидит за столом, могут просто наблюдать или прохаживаться вокруг – как пожелают. Мама уверяет, что сейчас в моде «комета», по крайней мере, в Париже, но в Версале изменения происходят медленно, мрачно размышляю я: тоненький ручеек, который просачивается сквозь трещину в стене, по традиции пытаются остановить, законопатив трещину.
Принцессы не играют, а сидят рядом с матушкой, у Генриетты такой вид, как будто она целый день рыдала, а Аделаида подбрасывает мешочек с монетами, намеренно вызывая раздражение окружающих.
Присутствующие меняются местами, за стол садятся новые игроки. Я смотрю на свой рукав и с ужасом замечаю, что отрывается вся кружевная оборка. Я мысленно желаю своей служанке Жюли провалиться куда-нибудь. Она никак не может привыкнуть к требованиям дворцового этикета, завтра же напишу матушке и попрошу прислать кого-то другого. Или, быть может, теперь об этом пусть болит голова у моего супруга? Я уверена, уж он-то поймет мою беду с гардеробом. Чтобы скрыть свой расходящийся рукав, я перемещаюсь к окну и смотрю в ночь.
Двор может восхищать – столько новых лиц, столько новых мужчин, – но те недели, которые я должна прислуживать дочерям короля Генриетте и Аделаиде, были довольно мрачными. Единственная интрига – помогать Генриетте в ее тайной переписке с герцогом Шартрским. Я показала ей, как можно ловко срезать печать с письма, а потом вновь заклеить его новым куском воска, нанесенным маленьким ножом; как отвечать крошечным секретным кодом в верхнем правом углу, куда всегда посмотрит знающий любовник. А еще я посоветовала на одной из подвязок вышить что-то, что напоминало бы ей о любимом, хотя шансы Генриетты на то, что кто-то из мужчин увидит ее ножки, крайне призрачны – принцессу сурово охраняют.
Но кроме таких вот маленьких отдушин ничего нет, и прислуживать – крайне скучное занятие: церемонии, службы, официальные приемы, слишком много приходится стоять, слишком много скучных дней, которые предназначены для удовольствий, но на самом деле посвящены абсурдным занятиям, например изучению греческого языка или алгебры.
Но когда с моими обязанностями покончено… уф! На прошлой неделе меня пригласили поужинать у юной герцогини Шартрской; она принцесса крови, однако я чувствую в ней родственную душу. Во время нашего небольшого ужина в ее городском особняке нас обслуживал очень красивый лакей, а когда он повернулся, чтобы уходить, она подмигнула мне и подняла вверх два пальца – два раза!
В те дни, когда мне не надо прислуживать, я иногда прогуливаюсь вдоль каналов, куда ходят те из молодых придворных, кто придерживается более свободных взглядов. Я надеваю вуаль и позволяю себе развлечься безобидным флиртом. Здесь ощущается свобода, даже больше, чем в Париже, где моя матушка временами пыталась удержать меня в стенах дома. Только вчера я познакомилась с молодым красавцем, одним из псарей. К сожалению, не с главным псарем, но он сказал, что его зовут Пьер, он знает, как заставить сук завыть.
При воспоминании об этом я заливаюсь краской. Конечно, подобный флирт – обычное дело, поскольку меня постоянно преследуют мужчины разных сословий и положений. Даже самый скромный дворецкий не может удержаться от восхищения, если я широко распахну глаза и улыбнусь.
– Какая темная ночь, – раздается голос у меня за спиной, врываясь в мои мысли и возвращая к унылой карточной игре в королевских покоях. Я уж было собираюсь резко ответить, что ночи часто, если не сказать всегда, темные, но тут вижу в окне отражение стоящего у меня за спиной человека.