– Кто это «мы»?
– С Дюмоном.
– Ты знаешь, я не пою песни Дюмона.
– Нужно послушать…
– Черт с вами, все равно мне нечем заняться, приезжайте!
Я слушала молча. Мелодия потрясла, слова тоже. Как эти двое мальчишек сумели понять то, что творится в моей душе? Как смогли почувствовать ее боль, ее плач, ее надежду?
У меня не было никого, с кем я могла вот так начать сначала, Дюмон на эту роль не годился, он будет прекрасным любовником… для кого-то другого. Но сердце было готово любить, я все еще верила в предсказание гадалки. Я же жива, значит, время пока есть.
– Сыграйте еще раз.
Потом:
– Еще! Еще!
И, наконец, Баррье:
– Я буду петь эту песню в «Олимпии».
– Но у Кокатрикса нет гала-концертов, только сольники.
– Я буду петь сольник.
– Ты с ума сошла? Еле на ногах держишься. Я не буду обсуждать с Кокатриксом этот контракт.
– Сама обсужу. Считать умею не хуже тебя.
– Эдит, умоляю, подлечись сначала, «Олимпия» никуда не денется.
– Я денусь! Если ждать, когда я выздоровею, боюсь, не только ты, но и вон Дюмон состарится. Я буду петь, даже если подохну на сцене!
– Вот именно!
У «Олимпии» стояли огромные очереди за билетами. Большинство пришло полюбоваться на попытку самоубийства на сцене. Подозреваю, что даже заключались пари, сколько песен я протяну, хватит ли меня на три-четыре или можно будет забирать свои шубы в гардеробе после второй.