— Чему? — В висках у Джордана что-то бухало.

— Всему… Долго мы занимались обычным мошенничеством, шантажом, обманывали людей, выманивая деньги у тех, кто готов был с ними расстаться, — Слоун была бледна и почти не соображала, что говорит. — Когда нас разоблачали, мы исчезали из этого места или меняли тактику — форму обмана, рэкета, шантажа. Родди знал множество приемчиков, как одурачить человека, и меня учил… — Она остановилась, перевела дух. — Например, Родди научил меня мухлевать в покере. Он потратил на это много времени, мы играли с ним дни и ночи напролет. Он считал, что меня не должны заподозрить в жульничестве, я не выглядела «напарницей»… Ох, Джордан, это было так давно, и я была так молода.

Джордан не мог так сразу переварить услышанное.

— Но почему… ты этим занималась, Слоун? Зачем?

— Я… мне тогда нравилось жить так… Не хотелось — как все. Я выросла на Среднем Западе. Мой отец — синий воротничок, мать — типичная домохозяйка. Отец — упрямый, деспотичный человек, всех готов был подмять под себя. Мама — полная ему противоположность, сама снисходительность, вечно примиряющая сторона, но… в духе требований отца.

— Ты говоришь об отце с явным неодобрением, я правильно понимаю?

— Да, — кивнула Слоун, — а примиряя отца с детьми, страдала больше всех.

— Ладно, оставим это. А когда вы с Родди стали напарниками?..

— Мне было интересно с ним. До этого — в семье и в колледже — я ужасно скучала, иногда мне казалось, что я вовсе и не живу. А мне хотелось радости, риска, счастья. — Слоун передохнула и продолжала: — Родди возник на моем пути по мановению волшебной палочки. Точно такой, каким виделся в мечтах мужчина, — красив, весел, удачлив, любит риск, ни от кого не зависит. Жизнь в нем била ключом — мой идеал.

— И вы стали любовниками?

— Что-то вроде… Хотя не сразу. Он долго возился со мной, прежде чем я стала его напарницей. Хотя ученицей оказалась ловкой. И, главное, способной.

— Да ты будто восхищаешься им?!

— Я и в самом деле им восхищалась. Я хотела острых ощущений — и получала их сполна. Мне нравилась такая жизнь.

— Но потом… все же разонравилась?

— Да, когда я поняла, что беременна, Тревисом.

— Так Родди — отец Тревиса?

— Да, Тревис родился, когда мы жили вместе с Родди. Только вот Родди, к сожалению, оказался не способным… на моногамную жизнь.

— Поэтому ты и порвала с ним?

— Родди не хотел ребенка, он советовал мне избавиться от него. Тогда нас чуть не застукали — я боялась, что придется рожать в тюрьме. Родди тоже очень испугался. Увы, не за меня. Уложил меня в больницу, а сам исчез. Я этого не простила, и наши отношения с Родди я больше не возобновляла.

— Что ты делала потом?