Из черного проема коридора на крыльцо, с руками за спину, вывели Володю. Он широко улыбнулся.
– Лечу в Ташкент, только что позвонили прокурору. Не обманул Федор Александрович!
– Он же Посол Советского Союза! – крикнул я ему вслед.
Кот
Одолели мыши. До сих пор помню чувство омерзения и ярости, с которым встрепенулся среди глубокой ночи, ощутив во сне, как по потной спине быстро пробежала одна из этих тварей. И долгая, мучительная, усталая бессонница потом, почти до утра, в ожидании повторения. Отбой, как правило после полуночи, а подъем строго в 6:00. А днем, как всегда однообразное до отвращения питание, адская жара и каторжная работа следователя. И после такой ночи, не отдохнувший и вялый, еле тащишься на работу. Снаряженные салом, специально привезенные из Союза мышеловки зверьки нахально игнорировали, оставляя возле них особенно большие скопления помета. Мышиный помет на столе, на тумбочке, в тумбочке и даже внутри картонной коробки с кубинским сахаром- рафинадом (!) выведет из себя любого.
Хватит! Последней каплей, переполнившей мою чашу терпения, стал случай, когда, вытирая тряпкой стол, я неосторожно встал на край одной мышеловки и от удара по большому пальцу ноги громко вспомнил Гитлера и его мать. Мышеловок было шесть, и они мной равномерно были распределены в комнате под кроватью, столом и в других любимых мышиных местах. Но после двухнедельной командировки забываешь, где ты их оставил. Чертыхаясь, я полез вытирать пыль под столом и от второй мышеловки получил еще один удар – по указательному пальцу правой руки. В длинном громком монологе пришлось вспомнить не только Гитлера мать, но и ее сестер, отца и остальных родственников. Пальцы на ноге и руке опухли и посинели, и как теперь работать? Никто же не примет во внимание это как причину уйти на больничный, да и твою работу никто за тебя не сделает.
Надо достать кота хотя бы на несколько дней. Солдаты выяснили по своим солдатским каналам, что кот есть в разведывательном батальоне – советский кот, привезенный из Кушки. Трясясь на «бронике», едем в разведбат за двадцать пять километров. Вдали уже видны несколько деревянных сборных одноэтажных казарм-модулей, вокруг которых целое стадо запыленной военной техники: танки, бронетранспортеры, машины. Все это обнесено колючей проволокой. За нами по песчаной дороге тянется огромный хвост пыли.
Еще издали в бинокли видим, что солдатские разведданные в отношении кота абсолютно точны. Лежит, родимый, возле крыльца штабного модуля, растянувшись на солнце и положив голову на передние лапы. Как будто спит. После проползших неторопливо мимо кота двух танков на его усах и голове пыли собралось, как на деревьях инея, но он спокойно лежит, закрыв глаза, и не обращает на них никакого внимания. Сердце радостно забилось: кот будет наш!
Но что это? Услышав звук мотора нашего БТРа, кот вскакивает, высоко вверх выгибает спину и мгновенно ныряет в дырку под модуль. Долго втроем ласково выманиваем его оттуда, выдумывая на ходу самые замечательные кошачьи имена, но кот глух и нем. Потом длинными палками пытаемся выкорчевать его, но тоже безрезультатно. Наконец, применяем дымовую шашку, бросив ее под модуль, напугав начальника штаба («Вы что, с ума посходили?!!!»). Никакого результата. Идем в курилку, и там выясняется, что кота в юном возрасте похитили на улице в Кушке и привезли в этот гарнизон на бронетранспортере. Он натерпелся страху на всю жизнь от грохота и лязга, особенно во время стрельбы по дороге. Здесь он всегда спокоен, когда рядом рычат танки или ползают туда-сюда «КамАЗы». Но стоит только ему услышать звук моторов именно БТРа, картина всегда одна и та же: выгибает спину и на несколько часов ныряет под модуль, откуда его никакая сила извлечь не может…
Домой мы возвратились ни с чем.
Первые уроки бизнеса для «шурави»
Афганистан. Жара. Наш БТР несется по трассе Кушка – Турагунди – Шиндант. Впереди, в районе города Адраскан, справа от дороги показался длинный ряд дуканов (небольшой частный магазинчик, размером с наш стандартный гараж для легкового автомобиля). Приближаемся стремительно. Вдруг водитель без команды резко тормозит. Я в полудреме удобно полулежу, свесив ноги и обдуваемый ветром, на «ресничке» – броневой закрылке переднего стекла – и по инерции чуть не выпадаю под нос «бронику». Как и все военные, облепившие бронетранспортер сверху, поворачиваю голову направо. Возле крайнего дукана стоят несколько припаркованных советских военных автомашин и приличная очередь «шурави», желающих попасть вовнутрь. По местным меркам – это большая редкость и настоящая сенсация. Возле остальных дуканов в этом длинном ряду покупателей нет совершенно. Видны только понурые фигуры дуканщиков и их малолетних помощников у входов. На всех дуканах – не привлекающие к себе вывески: запыленные и написанные арабской вязью. А на том, где очередь, красная надпись большими буквами на русском языке: «Алладин – пидарас!». Подходим всей толпой. Очередь с ухмылкой, но молча продвигается медленно. Алладин, которого все «шурави» хорошо знают, находится на седьмом небе от счастья, как всегда, улыбчивый, услужливый, продает все товары со скидкой.
В любом дукане жестких цен нет. Они постоянно меняются и зависят от разных факторов. Пришел в дукан новичок – ему максимальная цена. Заглянул постоянный посетитель – цена поменьше. Купил несколько предметов или дорогую вещь – дуканщик, так принято, дает в придачу «бакшиш»-подарок, обычно авторучку. Привел с собой в дукан еще одного покупателя – это тебе обязательно учтут при расчете. Пришло с тобой много друзей – твой бакшиш возрастает пропорционально их количеству.
Вообще, купля-продажа в дуканах – процесс неторопливый, это целый ритуал со своими традициями и условностями. Если у продавца спрашивают: «Сколько стоит?» – значит, этот человек не знает местных цен, и ему называют максимально завышенную. Опытный посетитель никогда не уйдет от знакомого дуканщика без покупки, иначе тот обидится. Если он торопится, то выкладывает денег ровно столько, сколько она стоит, а уже потом говорит дуканщику, какую вещь ему необходимо подать или завернуть. Опытных покупателей дуканщики ценят и уважают. Потому как опытный покупатель в чужом дукане знает, что ему сразу назовут цену, которая во много раз превышает действительную, и в ответ на это называет свою – явно оскорбительно заниженную. И тут всегда начинается в присутствии многочисленных зрителей целый спектакль. Покупатель и продавец то сходятся, то расходятся, как петухи во время боя, поочередно протягивая друг другу правую руку, чтобы другой хлопнул по ней своей рукой в знак заключения сделки. При этом покупатель громко чернит в глазах многочисленной публики достоинство предмета покупки, а продавец превозносит его мнимые и действительные преимущества. Наконец, оба взмокшие от пота, усталые, бьют по рукам. Сделка завершена. Оба довольны.
Вникаю в суть последних событий. Оказывается, вчера к Алладину пришел покупатель из новеньких «шурави», спросил цену на женскую дубленку и, не торгуясь, заплатил сразу названную ему максимальную сумму. Для Алладина это – своеобразное оскорбление, ведь он привык торговаться, и, если у него спросят цену даже на коробок спичек, который для всех стоит один афгани, он автоматически назовет цену в десять афгани.
Уже в расположении части в разговорах с друзьями новичок-«шурави» выяснил, что за подобную дубленку они платили гораздо меньше, и решил «отомстить». В беседе с Алладином заметил, что у того самая запыленная и некрасивая вывеска над дуканом, и как будто невзначай сказал, что он – художник, и может помочь…
Через неделю, проносясь мимо этого места на БТРе в обратную сторону, я уже не увидел очереди у дукана Алладина. Очередь была у его соседа, над дуканом которого четко выделялась вывеска на русском языке, снятая со штаба стройбата в Адраскане, с добавленным в нее именем: «Ответственный за противопожарное состояние – Ахмед».
Не пойте хором по ночам
Наш модуль – одноэтажное, похожее на большой спичечный коробок общежитие. Если в моей комнате громко чихнуть, то желают здоровья сразу несколько голосов из разных соседних комнат.
Два моих соседа-прапорщика, вернувшись с продуктового склада, где они днем несли службу, долго плескались под душем, неторопливо брились и, надев десантные тельняшки и пятнистые маскхалаты, выглядели бывалыми вояками. Иногда к ним приходили «чековыжималки» – женщины, которые отдают свою любовь за чеки «Внешпосылторга». Звуковой сценарий таких вечеров всегда был неизменен: бульканье, разговор шепотом, повизгивание. Снова бульканье, громкий разговор, протяжные русские и украинские народные песни и, наконец, богатырский храп. Многие жильцы, как и я, возвращались в модуль со службы далеко за полночь и, положив по подушке на каждое ухо, засыпали, как убитые. Да и что стоит этот храп на фоне постоянной перестрелки до глубокой ночи. Прилетев на несколько суток в Ташкент, я не мог заснуть без привычного грохота стрельбы.