По дороге домой ты сидела тихо, выставив локоть в открытое окно, пока совсем не замерзла. Тогда ты подняла стекло и аккуратно сложила руки на коленях. Это был удивительно трогательный жест. Меня охватило непреодолимое желание обнять тебя.

Я взял твою руку, и ты не возражала.

На третью нашу встречу я привел тебя в эту квартиру. Перед тем мы поужинали — артишоки, ньокки из молодого шпината и мягкотелые крабы. Деликатес. Особенно если учесть, что в городе, где не было реки, не было также и моря. Мы потягивали напитки. Я чувствовал, что ты в настроении и что этот вечер не закончится целомудренным прощанием.

Но тем не менее в машине я спросил, не отвезти ли тебя домой.

— Нет.

Мы начали целоваться, едва зайдя в дверь квартиры, в гостиной, где укрытая чехлами мебель напоминала призраков. Когда мы оторвались друг от друга, ты вздохнула, твое лицо обрамляли рассыпавшиеся по плечам волосы — я не заметил, как они упали. Я опустил руки тебе на талию. Это было, подумал я, все равно что держать пучок речного тростника. Той ночью мы даже не добрались до постели в спальне. Мы дошли до дивана, широкого и просторного, и я раздел тебя в темноте. Комната освещалась лишь светом уличных фонарей, но и в нем я различал изгибы твоих плеч и груди, линию шеи, когда ты поднимала голову в наслаждении, округлость бедер. Твой рот был мягок и отзывчив. Это удивило меня. Ты держалась со мной дружески, но настороженно, хотя твои поцелуи были страстными. Я всегда буду помнить тебя вот такой, отдающейся с радостью. Вот она я, вся здесь, казалось, говорили твои губы, я никуда не прячусь.

Несколько следующих месяцев, улучив момент между рабочими встречами, я мчался в квартиру с нетерпением и восторгом подростка. У тебя был свой ключ, и я часто находил тебя там, сидящей возле одного из окон во всю стену. Это был второй этаж, и вокруг дома росли деревья. Ты как-то сказала, что это как будто домик на дереве, и я понимал, почему тебе это нравится — потайное местечко, скрытое от всего мира. Иногда я приносил тебе угощение. Спелые апельсины, хрусткие фисташки, заморские сладости или пирожное из кондитерской неподалеку. Я смотрел, как ты ела, тесто крошилось в пальцах, по подбородку стекал сок. Тогда я целовал тебя, ощущая сладость и солоноватый привкус.

Однажды, жарким липким днем, мы лежали в постели, окна были зашторены, и в комнате было тихо и сумрачно. Я провел пальцами по твоей спине, с изгибом как у молодого голубя. Твоя кожа была на ощупь как перышки.

— Тебе было хорошо? — спросил я. Я всегда спрашивал, потому что не был уверен в себе — могу ли я, в моем возрасте, доставить тебе удовольствие.

Ты кивнула, но ничего не сказала, и я забеспокоился. Мой живот уже не был таким плоским и твердым, каким мне нравилось его помнить, и кожа начала сморщиваться, словно изюм.

— А каким был твой первый раз? — спросил я, не сумев удержаться. Я знал совершенно точно, что он не был со мной, но странным образом мне хотелось, чтобы это было бы так.

Ты посмотрела на меня.

Твое лицо было как луна — одна половина в темноте, а другая освещена послеполуденным солнцем.

Ты сказала, что потеряла девственность в девять лет.

Я и раньше слышал подобные истории; я постарался не вздрогнуть.

— С кухонной табуреткой.

Не надо держать меня за идиота, сказал я, усмехаясь.

Ты приподнялась, опираясь на локти.

— А я и не держу. Это правда.

Это случилось за ужином, объяснила ты. Ты приподнялась на секунду, поскользнулась, и деревянный край воткнулся тебе между ног.