Привет. Я сижу на полу в ванной комнате над пабом и пытаюсь как‐то привести себя в чувство с помощью дыхания, как на занятиях йогой. Раз-два-три — вдох, потом раз-два-три — выдох. Все прошло, честно говоря, немножко не так, как я планировала. Это еще мягко сказано. Внизу еще слышится бит, пол подо мной слегка колеблется, там продолжается концерт.

Я сразу увидела его у барной стойки, как только спустилась часа два назад. Он был одним из тех людей, которые заполняют собой все пространство. Когда ему хорошо — всем хорошо, но вот когда он не в духе… Я мгновенно почувствовала, что это он.

Думаю, ты прекрасно меня поймешь, если я скажу, что в жизни бывают такие моменты, о которых хочется рассказывать, вдаваясь в миллион ненужных мелких деталей, которые все равно не в состоянии передать, как свет лампочки над баром отражался в его слегка расширенных зрачках, как выгибалась его верхняя губа, когда он произносил слово «луф»[8], как проступали ямочки у него на щеках, когда он улыбался. Да, я дура, сама знаю.

Конечно, я ожидала увидеть того длинноволосого парня, плывущего по рукам, из видео, которое смотрела накануне ночью. Но его снимали восемь лет назад, и с тех пор многое явно изменилось. Он стал совсем не похож на рокера, скорее на футбольного фаната хорошо за тридцать: среднего роста, широкоплечий, с массивным подбородком. Крис был одет в униформу английского рабочего класса на выгуле — белые «Адидас ориджиналс», узкие черные джинсы, поло с лавровым веночком. Меня неизменно удивляет, насколько массовой остается странная модская культура в Британии, все эти стрижки, рубашки, музыка. Крис рассказывал что‐то невероятно веселое, судя по тому, как он стучал ладонью по стойке в конце фраз и слегка подпрыгивал от переизбытка энергии. Он был каким‐то нервным и резким, как будто перепил кофе и давно не спал. Его лицо ни на секунду не оставалось спокойным. Если бы он не был нужен мне для дела, я бы даже не подумала приближаться к нему. Подумаешь, пропитый мужик на десять с лишним лет меня старше, думала я в тот момент. Стоило ли ради него мыть голову?

Народ все прибывал. Я начала медленно пробираться к бару и поближе к Крису. Наконец я оказалась у стойки через два человека от него и принялась наблюдать. Нужно было как‐то привлечь его внимание, заговорить с ним. Безрезультатно я пыталась поймать его взгляд: прозрачно-голубые глаза ускользали от меня, как лед в стакане с водкой. У него был приятный голос, но ужасный акцент, который делал речь невнятной. Крис говорил не на кокни, который я волей-неволей научилась неплохо понимать благодаря ежедневным поездкам в метро. Нет, это был настоящий дворовый британский английский, как у детей из кварталов социального жилья, тот самый, который пародируют комики на ТВ, и речь шла о футбольной премьер-лиге. Я невольно закатила глаза.

Внезапно я почувствовала, как народ в зале взволнованно зашевелился. Рядом со мной у стойки появился мужчина в бархатном блейзере с волосами цвета имбиря и тонкими чертами лица. Он напоминал университетского профессора — усталый взгляд умных глаз за очками в толстой оправе, аура спокойствия и легкого превосходства. Его лицо казалось знакомым, но я не смогла вспомнить, откуда его знаю. Он попросил извинения за то, что толкнул меня, хотя вовсе и не толкал, а только слегка задел своим бархатным рукавом. Я кивнула. Затем он повернулся к Крису и произнес громко и отчетливо:

— Эй, Крис! Привет, мейт! — Он сделал рукой жест, означающий в Англии предложение выпить, а по российским меркам больше похожий на оскорбление.

Крис машинально, не прерывая бурного монолога, поднял свою почти полную пинту, демонстрируя, что у него пока есть что пить. Но через секунду он резко замолчал и устремил на незнакомца ошарашенный взгляд.

— Ты какого хрена тут делаешь? — Глаза Криса моментально налились яростью.

— Меня пригласили на открытие. Это же историческое событие, мейт! Решил поддержать, да и тебя послушать.

— Засунь свою поддержку откуда вытащил и катись отсюда, — прошипел Крис сквозь стиснутые зубы.

Кто‐то из стоящих рядом мужчин положил ему руку на плечо, пытаясь умерить нарастающий гнев.

— Крис, ну не заводись так сразу. Может, пойдем покурим? — не теряя самообладания, предложил незнакомец.

Мне было видно лицо Криса, и оно предвещало бурю.

— Я с тобой никуда не пойду, — процедил он сквозь зубы, потом весь сжался и задрожал, точно полицейская овчарка, готовая вцепиться в горло.

Все вокруг замолчали.

— Старик, ну что ты, это же я. Ну давай! Ради старых времен выпей со мной и давай пообщаемся. Подумай, прошло столько нет. Сколько еще ты намерен избегать этого разговора? Есть кое‐что важное…

Он не успел договорить, потому что Крис одним прыжком подлетел к нему, обхватил его затылок и со всей силы ударил его лицом прямо о барную стойку. Все произошло так быстро, что никто даже не успел вмешаться. Все ахнули. Кто‐то выругался. Крис стоял над незнакомцем, чье лицо приземлилось прямиком в лужу разлитого пива, и сверкал глазами.

— Ну что, выпил за старые времена? А теперь убирайся отсюда, — сквозь сжатые зубы процедил Крис.

Вокруг них образовалось кольцо, как на концерте в мошпите перед началом самого быстрого трека. Я оказалась в первом ряду. На секунду я подумала, что незнакомец ответит ему. Судя по всему, он и сам был не уверен в исходе. Но нет, он лишь, слегка пошатнувшись, распрямился, вытер салфеткой мокрое лицо и вышел прочь, расталкивая толпу бархатным плечом. Народ зашептался. Лицо Криса было багровым от гнева. На стойке виднелись мелкие бурые капельки крови, которые медленно растворялись в луже лагера.