— Гад! Сволочь! Это тебе за Боба! Он же… он же никому ничего плохого не сделал! Сволочь ты!
На глазах выступили слезы, они душили, мешали смотреть — но она ударила еще раз и еще… пока не почувствовала на плечах сильные руки, которые оттаскивали ее назад, прочь.
— Не надо, — сказал над ухом Томми. — Не надо, Клодин.
— Даже имени… имени не помнит… представляешь… — с трудом выговорила она.
Хотелось прижаться к нему, уткнуться лицом в теплое надежное плечо и зареветь во все горло. Но плакать при Кафире, показывать свою слабость — нет, ни за что!
Вырвавшись из рук Томми, Клодин стремительно прошла к чемодану, отставленному в угол, чтобы» освободить место в шкафу. Распахнула, секунду пошарила в нем — и вернулась, на ходу разрывая полиэтиленовый пакет.
— Вот, возьми! — протянула колготки.
Он скрутил их жгутом, подергал, проверяя на прочность, и удовлетворенно кивнул.
— Пойдет! У тебя есть ножницы?
Нагнувшись, сноровисто обвязал колготками одну Щиколотку Кафира, потом другую, оставив между ними примерно полметра «веревки» — после чего аккуратно разрезал липкую ленту, связывавшую ноги преступника.
Поднял голову.
— Сходи, пожалуйста, посмотри — на улице никого нет?
Когда Клодин вернулась, они уже стояли в холле — Кафир впереди, Томми, придерживая его за плечо, позади.
— Все в порядке, — доложила она. — На улице пусто.
— Иди впереди. Откроешь заднюю дверь машины, — он протянул ей ключи.
Шли они медленно. Кафир еле двигался и пошатывался, да и колготки не позволяли ему идти иначе, чем маленькими шажками. Клодин зорко поглядывала по сторонам, но на улице было по-прежнему пусто и тихо, лишь где-то очень далеко, на границе слышимости, лаяла собака.
Дойдя до машины, Томми помог Кафиру устроиться на заднем сидении, еще раз проверил, крепко ли связаны у него руки, и обернулся к Клодин.
— Ну, — взял ее за локоть, чуть сжал и улыбнулся, — спасибо тебе. Счастливо…
Ей показалось, будто он хочет сказать что-то еще, но после короткой заминки он лишь повторил:
— Счастливо тебе. — Сел в машину и захлопнул дверь.