— Я решила, что там еще и амулет.

Отец меняется в лице, вскидывает голову, хмурит брови.

— Амулет?

— Я решила, ты захочешь показать его Вождю. Матушка говорила мне: «Смотришь на него и диву даешься: уж не боги ли тут руку приложили».

Он глядит на меня с прежним изумлением.

— Она так сказала?

Я киваю.

— Что еще она сказала?

Мне ужасно хочется ответить, что еще она назвала амулет «чудом» и «прекрасной вещью» и что говорила, будто в наших землях нет кузнеца искуснее моего отца, но я молчу, потому что ничего такого матушка не говорила.

— Она сказала, что пожертвовала его Матери-Земле? — Он переворачивается со спины на бок, подпирает голову рукой.

— Я знаю эту историю, как и всякий другой в деревне.

Отец раскрывает ладонь навстречу звездам.

— И тем не менее ты ожидала, что найдешь его в мешке?

Он знает о моем даре и принимает его, и все же я предпочла бы умолчать, что видела, как он подростком тянулся к сорочьему гнезду. И я отвечаю ложью — в сущности, почти правдой:

— Не хочется верить слухам.

Я подсчитываю, сколько раз вздымается и опадает его грудь — трижды.

— Так или иначе, — говорит отец, — амулета у меня нет.

— Как это?

Теперь я насчитываю шесть вдохов и выдохов, потом он переворачивается на спину и, не отрывая глаз от звезд, говорит:

— Я свалял дурака в тот вечер, когда римляне пришли на Черное озеро.