А вот что это за интерес, надо было узнать. За этим сюда группа и пришла.
И последнее. При всем том главной целью (или задачей, если хотите) был "стингер", — взять его, понять, что это за стреляющая походная баклажка, а уж в Москве головастые люди раскусят этот бидон с компотом и найдут способ, как защищаться от него… Не то ведь и вертолеты, и самолеты (причем гражданские, компании "Ариана") гибнут от "стингеров" едва ли не каждый месяц.
Разве это дело?
Первый склад нашли уже к вечеру, в печальном лиловом сумраке, опускающемся на горы, под тихий посвист ветра, облетавшего в преддверии ночи подчиненные ему просторы…
Среди мертвой асфальтовой поверхности горы Морозов первым засек свежую зеленую травку, разместившуюся на довольно большой, хотя и узкой плешине.
— Откуда здесь зеленая трава? — удивился Морозов. — Весенняя — осенью? Ведь сентябрь же на дворе!
Он нагнулся, сорвал несколько травинок — не искусственные ли? Нет. Травинки были естественные, — и рвались легко, и вкус у них был травяной.
Что-то здесь было не то. И не так. Морозов ножом подцепил пластину дерна, потом еще и неожиданно увидел кусок фанеры, окрашенной в зеленый цвет, чтобы поменьше поддаваться прели, подцепил фанеру. Дальше за конец ножа зацепился клок прочной прорезиненной ткани.
Когда с полянки, прикрытой с трех сторон камнями и, в общем-то, почти непродуваемой, сдернули весь зеленый слой, целиком, а потом вытащили непромокаемую оболочку, оказалось, что нащупали вещь довольно ценную — американскую радиостанцию; вещание с ее помощью можно было вести даже в Пакистан, не говоря уже о том, что можно было слушать вертолетные переговоры, мешать наведению машин на цели, ретранслировать передачи, серьезно усиливая их…
Лично группе станция не была нужна, но все равно решили забрать ее и унести на площадку подскока, куда должны будут прийти вертолеты — пригодится ведь. Если не в полку, то в дивизии.
Следом нашли закладку с американскими, немецкими, французскими и прочими забугорными лекарствами — тоже вещь необходимая, в тумбочку за снадобьями приходится лазить каждый день; Романюк осмотрел коробки, изучил наклейки и сказал Мельникову:
— Наиболее ценные лекарства надо унести, те, что попроще, имеющие аналоги у нас, — перепрятать и забрать в следующий заход.
— Согласен. Лекарств никогда много не бывает.
В лекарственном складе обнаружили одну штуку, которая удивила несказанно и Романюка, и Мельникова, и Морозова, — вообще всех, кто находился в группе, это даже не штука была, а штукенция — некое новое направление в деятельности душманов…
Отдельно от лекарств на складе были сложены стенгазеты, в которых "Прохоры" освещали деятельность своего учебного центра (опыт партийной и воспитательной работы они заимствовали явно у нас), переиздания журнала "Советский воин" на языке дари, — для внутренних нужд и изучения жизни в войсках шурави; среди курсантов в длинных рубахах были и отличники, которых бородатые наставники поднимали на душманскую "Доску почета", были и отстающие.
Все происходило как у нас, в наших школах младшего командного состава, на курсах артиллерийских наводчиков и водителей тягачей.
Мельников пошуршал полотнищами стенгазет, повертел их в руках, пытаясь что-нибудь разобрать, не разобрал и сунул назад, в яму, из которой сильно попахивало йодом.
— Если будет возможность взять на обратном пути с собой, пару газет возьмем, — сказал Мельников, — пусть наши агитаторы полюбуются.
Ночью в горах все стихает — ни ветра нет, ни гулкой мороси, превращающейся на глазах в мелкий колючий снег, ни треска, с которым на землю приходит мороз, разрушает камни, делая их мягкими, способными рассыпаться в песок: ночь есть ночь, у нее своя жизнь и своя, если хотите, музыка, даже если ее никто не слышит. Но при всех "даже" она все равно существует.
Всякий шорох, даже очень малый, заставляет просыпаться. Для подобных ночевок это закон. Если не засечешь шорох и в тот же миг не проснешься, то может случиться так, что не проснешься вообще. Это знали все ребята из группы разведки, это мигом понял и намотал себе на ус Романюк.