Лейтенант медицинской службы Эдуард Романюк всегда обостренно переживал за бойцов, угодивших в походе на противопехотную мину. А такое случалось довольно часто. Увы!
Противопехотки попадались в основном китайские, очень вредные, по внешнему виду они напоминали камни-голыши — овальные, скошенные на одну сторону, неровные по толщине, многоугольные, не имеющие ни одного повторяющегося угла, — в общем, самых разных форм.
Человек, не знающий, как выглядят китайские противопехотки, как они обманчивы, мог просто не заметить их на земле — валяется мусор, невзрачный камешек, ну и пусть себе валяется… Такое незнание кончалось обычно взрывом под башмаком, оторванной ногой, а то и вовсе смертью бойца.
Даже если попадалась совсем крохотная мина, — не мина, а минка, она все равно отрывала у бойца пятку, все равно приносила большую боль и беду и делала человека инвалидом… На всю оставшуюся жизнь. А жизнь-то еще не прожита. Как в ней бойцу вести себя, как быть без ноги, изувеченным донельзя, как жить, подмятым своим ранением? Этого никто не знал. Романюк тоже не мог ответить на этот вопрос.
После окончания института в Черновцах Эдуарду Романюку дали побыть на гражданке, дома, очень немного — скоро к порогу подгребся посыльный из военкомата, как оказалось, молодой цыган, решивший отколоться от табора и вести самостоятельную жизнь.
На память бывший кочевник доставил Романюку две бумажки — повестки в военкомат. Одна бумажка — обычная повестка, какую Эдуард получал даже в институте, в пору учебы, вторая — "утяжеленная", с довеском: не просто явиться к военкому, чтобы, лихо щелкнув баретками, представиться, а прибыть с зубной щеткой, банкой сапожной ваксы, бритвенным прибором, помазком, куском мыла, парой носовых платков и запасом еды на два хороших обеда… Это называется "явиться с вещами".
Что означало "с вещами", было понятно без всяких объяснений: Романюку предстояло ехать на войну, в Афганистан, где уже несколько лет грохотали взрывы и свистели осколки.
Отец Эдуарда Анатолий Макарович, увидев повестки, помрачнел — он хорошо знал, что такое война, вздохнул: чему бывать, того не миновать.
Попал Романюк не в сам Афганистан, а в подбрюшье его, в прихожую, — в госпиталь, расположенный в Ташкенте, занятый узкой специализацией "голова — шея". Самолеты ходили из Ташкента в Кабул и Кандагар, в Джелалабад и Баграм, в другие места, доставляли оттуда ребят с тяжелыми ранениями — позвонково-шейными, со снесенными черепушками и челюстями, с проломленными висками…
Хоть и жил Романюк в Черновцах, а Ташкент знал неплохо, — прежде всего потому, что самую продолжительную свою практику, перед защитой диплома, он проходил в Ташкенте, распределение его устраивало: в госпитале он сумеет сделать много больше, чем в поле или на штатной должности гарнизонного доктора.
В полевых условиях задача у врача бывает обычно одна — побыстрее оказать первую помощь, перебинтовать бедолагу-солдата, вколоть ему промедол — толковое обезболивающее, и вывезти с поля боя, самому же нырять дальше, в бой, в осколки и пули, а госпиталь… Госпиталь — это лечение, очень качественное лечение. И кабульский госпиталь — огромный, мрачный, видный едва ли не из всех углов города, и ташкентский были насквозь пропитаны запахом фруктов, оба госпиталя с ранней весны до поздней осени очень сочно и вкусно пахли сладким нектаром, хотя узбекские фрукты отличались от афганских, но были одинаково нежны; их объединяло что-то еще, и они отличались и от кавказских абрикосов, и от армянских, и от тех, что уже более ста лет растут на дальневосточных уссурийских землях… В Черновцах тоже растут абрикосы, но это — особая статья.
В общем, приехал Романюк в Ташкент, как в родной город, думал, что его сразу поставят за операционный стол ассистентом к хирургу, но ему велели срочно получить оружие, сухой паек, собрать хирургическую сумку с лекарствами и инструментами и вылететь в Кандагар… Там после большой операции скопилось много раненых, которых в Афганистане оставлять никак нельзя, надо срочно вывозить — часть в Ташкент, часть в Подмосковье, в Красногорск, часть в саму Москву, в госпиталь, носящий имя генерала-врача Бурденко…
За первым полетом последовал второй, потом третий, четвертый, девятый, семнадцатый, тридцать шестой и так далее — до бесконечности. Бывать в операционных доводилось редко, гораздо чаще — в пропахших кровью, заполненных стонами, скрежетом зубов и криками раненых самолетах медслужбы…
Из того, что видел Романюк на войне в Афганистане, что пережил сам и на его глазах пережили другие, можно было слепить толстую книгу либо снять трагический, полный боли, перекошенных судеб, страданий и одновременно — братской теплоты фильм.
Жара в сентябрьском Кабуле часто выпадает опасная — испечься можно в своей одежде, как куриное яйцо в скорлупе. Только щекотный дымок пойдет — вспухнет над макушкой и растает в горячем гиндукушском мареве.
Группа из "полтинника с тройкой и семеркой" — 357-го десантного полка, стоявшего на окраине Кабула, неподалеку от дворца Амина, где располагался штаб сороковой армии, собиралась уходить в горы — надо было поискать там кое-чего. Снабжение у душманов было такое, что армейским добытчикам продуктов, лекарств, амуниции, оружия даже не снилось, поэтому в горах, как в огромном магазине, можно было разжиться и обувью, и одеждой, и американскими лекарствами, и легкими бронежилетами — всем, словом… Но главная цель заключалась не в этом.
Американцы начали поставлять душманам очень серьезное и опасное оружие — "стингеры", от которых невозможно было уйти ни самолету, ни вертолету… Чтобы найти средство защиты от этой "шайтан-ракеты", надо было завладеть хотя бы одним "стингером", но это оказалось задачей почти невыполнимой, все, кто ходил на охоту, добывали только пустые контейнеры — ладную упаковку, очень похожую на футляры, в которых музыканты носят громоздкие, хрупкие, как стекло, контрабасы, и все, ракет же — ни одной.
Вот за таким зверем и собиралась пойти группа десантников.
Причем задача, которая стояла перед ними, была двойной. Англичане, всегда угодливо заглядывавшие в рот американцам, поставили душманам свою ракету — "блоупайп", которая нравилась мужикам в длиннополых темных рубахах, перепоясанных "лифчиками" — оружейными жилетами, больше, чем "стингер". Английская ракета была проще в управлении, чем американская, но в беспощадности ни в чем ей не уступала. Так что, если группе удастся добыть "блоупайп", это тоже будет неплохо.
Почти во все группы, ходившие на охоту за ракетами, обязательно включали медиков, в основном это были фельдшеры, спасшие немало раненых ребят, но если в группе оказывался врач-офицер, то у охотников даже настроение поднималось… Все дело было в том, что с полевыми медиками в сороковой армии часто возникала напряженка. Не хватало людей. Опытные врачи были готовы работать в городе, в госпитале, в полковых медбатах, а вот чтобы поработать в поле, под пулями, тут охотников было мало. Да и не пошлешь какого-нибудь майора медицинской службы в поле — бесполезно, он завтра же демобилизуется.