— Именно так, — отозвался второй тоном человека, давно привыкшего к лести. — Солнцеликая Гита не дает благословения глупцам, рвущимся в открытый бой во имя наивных сантиментов, будь то праведная месть или что-то иное. Не забывай этого, Марвил, и меньше слушай разговоры младших жрецов. Мало кто из них с такими взглядами доживет до второго посвящения.

Значит, верховный жрец Гиты. Арон мысленно поморщился. Неудивительно, после Радоги-то.

— Да, мастер, — согласился первый и, поколебавшись, добавил: — Когда мы закончим с Тонгилом, можно мне забрать его меч?

— Понравилась игрушка? — усмехнулся жрец. — Нет, Марвил, я вложил в тебя слишком много сил, чтобы позволить растратить жизнь на простое мародерство.

— Мастер, — удивился Марвил, — разве после смерти мага чары на мече не должны исчезнуть?

— Эх, Марвил, Марвил, как все же недостает тебе знаний по теории магии! Чары исчезнут, а как насчет предсмертного проклятия? Да еще от Темного? Тебя, Эсти, это тоже касается. Если принесешь в долину вместе с сумкой Тонгила, которую ты так незаметно спрятал, серый туман или, того хуже, оборотную тварь, князь на меня обидится. Тебе, впрочем, к тому времени уже будет все равно.

— Светлейший, я… — Эльф замолчал, а потом виновато произнес: — Я не знал.

— Положи где взял, — подчеркнуто доброжелательно велел жрец. Послышался шорох одежды и звяканье металла, смягченное тканью; потом раздался виноватый голос эльфа:

— Вот. Больше ничего нет, Светлейший. Простите.

Предсмертное проклятие. Мысль несла определенную притягательность. Если смерти не избежать, но есть возможность дотянуться до убийц уже из могилы, Арон не отказался бы ее использовать.

Страха при мысли о собственной гибели не было. Много раз он готовился к встрече с Серой Госпожой, но она откладывала свидание. Мысль о смерти воспринималась с отстраненным спокойствием и даже любопытством. Куда он попадет? Во владения Многоликого, избравшего мага Тонгила своим любимцем? Или бог, признав самозванца, отправит Арона в Серый Мир?

Северянин попытался вспомнить все, что слышал об умирающих магах. Будь он Светлым, мог бы попытаться благословить сына. Но у Темных, насколько человек знал, срабатывали только проклятия.

Стоило подумать об Альмаре, и спокойствие улетучилось. Умереть и оставить ребенка на произвол судьбы? Возможно, Мэль не тронет его сына, но как поступят сообщники полуэльфа? После смерти Тонгила заложник его крови им не будет нужен. Убьют? Скорее всего, убьют. Арон давно не верил в доброту людей.

Значит, он должен выжить. Любым способом. Любой ценой. Выжить. Вот только как?

— Мастер, разрешите спросить? — между тем поменял тему разговора Марвил. — Теперь, когда мы знаем, где Тонгил держит Существо, что вы планируете делать?

— Вернуть, — уверенно ответил жрец. — А потом использовать, как мы изначально планировали.

Использовать… Арон мысленно усмехнулся, представив, как изо рта Существа свисает изломанной куклой тело Светлейшего. Приятная мысль. И, пожалуй, он мог сделать еще кое-что, полезное для «мести из могилы» и доброе для одного конкретного человека, о котором практически забыл. Он мог освободить Ниссу.

Ошейники в империи Террун не были просто знаком раба, как в других государствах. Ошейник — тонкая металлическая пластина — запечатывался магией, сплетением Темной и Светлой Силы, и именно он гарантировал, что никто не сможет продавать рабов в обход императорских законов и налогов. Гарантировал, что раб никогда не сбежит от хозяина. И только хозяин мог снять ошейник, решив даровать вольную.

Раб без магического ошейника рабом не являлся по определению. И только пять торговых домов в стране имели право такие ошейники надевать. Оттого и стоили рабы целое состояние.

Простой человек мог снять ошейник со своего раба только в храме одного из богов Великой Триады, во время специального ритуала. Для мага таких ограничений не существовало. Если, конечно, остатков Силы в его эррэ для этого хватит…