– Я готов пожертвовать собой.
– Гм. У вас нет матери, она скончалась два года назад. Воспитывались без отца. Не было сестер и братьев. У вас нет родных. Тогда к чему такая жертва?
– Вот именно поэтому я и готов пожертвовать собой.
– О да, вы человек прогрессивного образа мыслей! Уж не дзен-буддист ли? – спросил Иванов.
– Чего-чего?
– Простите, это я так. Уточнял. Не сочтите за оскорбление. И вы прямо сейчас на глазах у всех готовы превратиться в ничто?
– В целом готов. Но есть одна просьба. Оставьте мне, пожалуйста, глотку.
– Глотку? – снова искренно удивился Пифон-Иванов.
– Да, куда бы я вечно мог пить. Ну и создайте источник С2Н5ОН, поступающий прямо туда. Вас, очевидно, не затруднит подобное. Да, забыл, и моему другу, пожалуйста, пару бочек вина или водки. Что он сам захочет.
Иванов казался ошеломленным такой просьбой. Лукавое выражение лица сменилось любопытством и даже озадаченностью.
– Я не совсем вас понимаю… Объяснитесь, пожалуйста. Вы, право, ставите меня в тупик.
– Смотрите сами. Я знаю, что вы все можете. Это раз. Зачем я живу? Конечно, чтобы выпить, я же алкоголик. Это два. Все другие действия, кроме покупки и пития водки… нет, пожалуй, только пития, на меня нагоняют тоску, грусть, бесконечную скуку и усталость…
– Э нет, так не пойдет, – прервал торг Иванов, уличив Кузьму в лукавстве, – жертва должна быть бескорыстной, искренней. А так… ну какая ж это жертва! У кого есть еще предложения? Ваше предложение принести в жертву тело, исключая глотку, дорогой Кузьма Пивоваров, отклоняется.
Кто-то робко бросил: «Могу отдать корову». На него удивленно посмотрели, будто, мол, ты, мил-человек, и не в городе живешь. Сказавший про корову растерянно оглядывался и в оправдание сказал, что он-то городской, но сестра у него живет за городом. У нее есть корова. Глупая, молока дает в два раза меньше, чем все соседские, но сестра с ней якшается, как с родней, любит вроде. А ему она – совершенно незачем. Вот он и готов корову отдать.
Народ после такого подробного объяснения с удовлетворением закивал. И тут как прорвало: кто готов был отдать соседский забор, так как тот залез на его землю, кто – соседскую машину, ведь она все равно стоит перед его окнами и мешает, кто готов был пожертвовать складом кирпичей на детской площадке – все равно «ничье».
– Э-э-э, – протянул Иван Иванович, поняв, какой оборот принимает дело, – так тоже дело не пойдет, надо свое, кровное, родное!
Народ снова призадумался. Потом какой-то дед крикнул, что готов отдать свою бабку, дескать, она его все равно лупит и пилит с утра до вечера, и ни капельки не любит. В подтверждение своих слов он тут же получил щедрую оплеуху от стоявшей рядом пожилой женщины. Все рассмеялись. Напряжение первых минут торгов начало спадать.
Потом пошли конструктивные предложения. Одна респектабельная женщина в качестве «выкупа» предложила свои украшения. Другой мужчина, тоже из богатых, готов был отдать свои новые часы. Иван Иванович не растерялся, поманил пальцем из толпы Виктора Подольского и всучил ему огромный мешок для пожертвований.
Собирали всем миром. Кто прищепки, кто заколки, кто-то отдал саквояж с бумагами, каким-то чудом уцелевший в потопе. Электрик со слезами на глазах кинул в общественный «выкупной» мешок свои инструменты. Один мужик рубашку последнюю снял, другой штаны. Народ не скупился на расчески, бусы, носовые платки, перочинные ножики, заколки для галстука, запонки, недавно купленные ботинки и прочие полезнейшие вещи, которые приходилось отрывать от сердца. В итоге мешок наполнился множеством поистине ценных и нужных вещей. Когда он был доставлен к ногам Ивана Ивановича, тот краем глаза заглянул в него и сказал: «Ну ладно, достаточно». Потом велел все собранное отправить в Африку.
Главный распорядитель принял официальный вид, хлопнул в ладоши, и из вод вздувшейся реки показались недавно утопленные почти в полном составе музыканты духового оркестра – куда ж без него. По сигналу Ивана Ивановича опять заиграла бравурная музыка. Только теперь она не вызывала ни смеха, ни веселья, ни душевного подъема у сгрудившегося на спасительном холме населения города. Впрочем, Пифону уже было все равно. Ему осталось совсем немного играть свою роль. Хлопнув еще раз в ладоши и что-то пробормотав на непонятном языке, он вызвал герцога Агвареса, командующего тридцатью одним легионом. Благообразный седобородый старик – Агварес – появился на этот раз верхом на крокодиле, объяснив это тем, что никакого другого достойного транспортного средства в сложившейся ситуации не нашлось. Посовещавшись с Пифоном немного в стороне, Агварес начал таинство возвращения на круги своя.