– Ты только что защищалась змеиным колдовством. Какая из его ручек на амулет пошла бы, левая или правая?

– Больно много ты знаешь про ведьм и колдунов. Ты, должно, и есть настоящая ведьма.

– Или, может, я убиваю ведьм. За деньги – да. Деньги всегда могут пригодиться. Только на самом деле – для забавы. Торговец, где он?

– Козел, он же каждую ночь место меняет. Никакому слону не запомнить дорогу туда, ни одному ворону его не сыскать.

– Так ты ж дитя нынче ночью купила. – Я надавил ей на руку посильнее, и она опять завопила.

– На Полночной улице! Ступай до конца, поверни направо прямо у мертвого дерева, потом вниз на три пролета ступеней, в самую тьму. Тьма такая, что ничего не видать, только ощупью. Он в доме колдуна, где сердце антилопы гниет на двери.

Я снял ногу с ее руки, она обхватила ее, втихомолку ругая меня.

– Ничего у тебя с этим не выйдет. Ты до него еще с двумя встретишься.

– Прям благотворительность: предупреждаешь меня.

– Предупреждение тебя не спасет. Я тебе не за просто так говорю: не ходи.

Я погладил животик младенца: голодный. У кого-то из этих торгашей, продавцов, колдунов или ведьм, должно бы быть козье молоко. Бахнуть бы в ближайшую дверь, спросить козьего или коровьевого молока и рубить руки, пока какая-нибудь рука не вынесет мне его.

– Слышь, охотник, – заговорила она. Все еще сидя на земле, ведьма принялась задирать юбку. – Какой тебе от младенца толк? Какая польза от него матери? Тебе их никогда не отыскать, а они тебя никогда не разыщут. Пусти дите в дело. Подумай, добрый охотник, что я смогу дать тебе, когда в полную силу войду. Хочешь монет? Хочешь, чтобы наилучшие купцы, лишь взглянув на тебя, отдавали бы тебе свои лучшие шелка и своих самых зрелых дочерей? Я смогу это устроить. Отдай мне этого малютку. Он такая прелесть. Я нюхом чую пользу, какую он принесет. Нюхом чую.

Она встала и протянула руки за ребенком.

– А вот что я тебе дам. Дам тебе досчитать до десяти, прежде чем брошу топорик и расколю тебе голову с затылка, как орех.

Молодая ведьма ругнулась, рожу скорчила, как курильщик, у которого ты опиум забрал. Пустилась было бежать, но быстро развернулась и криком потребовала своего младенца.

– Раз, – произнес я.

– Два.

Она рванула бегом.

– Три.

Я махнул топориком, посылая его, крутящийся, ей вослед. Она пробежала мимо четырех дверей, прежде чем услышала догоняющий шум. Обернулась, и топорик ударил ей в лицо. Она разом распласталась спиною на земле. Я подошел и вырвал топор из ее головы.