Родион прикинул, что придется раскрыть карты, но выкладывать всю информацию относительно лаборатории, он, безусловно, не собирался — только в пределах необходимого. На то — веские причины. Во-первых, чтобы друзья-конкуренты не переманили к себе изготовителей амфетамина, потому что снова шерстить по городу в поисках людей, способных взяться за изготовление фена, желания у него не было, а во-вторых, нет необходимости друзьям, какими бы они ни были надежными, знать, сколько времени уже работает лаборатория и какова ее производительность. Достаточно будет и того, что он скажет сейчас. Но для начала Шелковников спросил:

— Как выглядел этот, в ресторане, тебе сказали?

— Нет, но узнать — не проблема. Позвонить? — спросил «Мореман» и, получив согласие, тут же набрал номер телефона. После короткого разговора ответил: — Блондин, волосы полудлинные, собраны сзади в пучок. Тощий, высокий. Сказали, что стал периодически наведываться в ресторан в последнее время, так что можно узнать более подробно.

— Не надо, — поморщившись, произнес Родион, — и так ясно. Никаких непоняток нет: амфетамин мой, так что все в порядке.

И, понимая, что шила в мешке не утаить, добавил, что нашел трех ребят, сведущих в химии, а они наладили выпуск фена.

— Поэтому я сейчас и не заказываю его. Насчет количества, надеюсь, претензий ни у кого не будет? Я лично никогда никому не говорил, чтобы работали в узких рамках, и впредь не собираюсь ущемлять чьи-то интересы. Есть деньги — разворачивайся. Главное, чтоб под контролем было и про уважение к общаку не забывать. Так?

— Так-то, оно, конечно, так, — промолвил задумчиво хозяин дома. — Но если ты решил взять в свои руки весь…

— Да брось ты, право, — оборвал его Шелковников. — Пределы всегда есть. Не съесть мне весь рынок, даже если бы хотел. Да и не кретин же я, в конце концов, чтобы со своими ссориться. У меня сейчас чуть больше, чем раньше, амфетамина. И потом, кто знает, сколько продержится лаборатория. Шакалы тоже не дремлют: у них везде свои, ментовские, информаторы имеются. Так что…

Родион старался вести разговор спокойно, не торопясь, чтобы собеседники не уловили обеспокоенности. Но про себя он однозначно решил: болтовня в ресторане не пройдет безнаказанно для этого болвана Игоря.

Спустя час состоялась встреча, на которой Родион поставил перед Вальком, сопровождавшим его в Таллин в качестве шофера, задачу: связаться с «Лебедем» — Виктором Лебеденко, выполнявшим периодически поручения такого характера, — и передать приказ о ликвидации Игоря. «Урыть» последнего было велено не в городе, а где-нибудь на берегу реки или озера, чтобы можно было списать на пьянку и утопление в нетрезвом состоянии. Лебеденко — молчаливый крупный парень с совершенно незапоминающимся лицом, служивший когда-то в десантуре, умел, если шефу это надо было, обставить ликвидацию проштрафившегося члена группировки Шелковникова так, что комар носа не подточит. Никакой крови, шума. Все тихо и «по-семейному».

Через неделю из озера Консу, расположенного на северо-востоке Эстонии, извлекли утопленника — длинного светловолосого парня. Похоже, что молодой человек приехал на озеро с кем-то из приятелей, потому что продавец из маленького придорожного магазинчика припомнила, что парень, похожий на погибшего, покупал у нее две литровые бутылки водки. Она рассказала полицейским, что слышала, как он подъехал к магазину на машине, но из окна она не видела ни марку автомобиля, ни его цвет, ни напарников парня, если они были. Но, похоже, что он был не один, потому что сторож дачи, принадлежавшей некогда научно-исследовательскому горному институту, вспомнил, что в этот же день метров за сто от дачи припарковалась темная машина, из нее вышли четветро мужчин и сразу отправились на другой пляж, более удобный для загорания. Возраст и внешность этих мужчин сторож не смог описать, так как они были довольно далеко от дачи, а вот высокого белобрысого парнишку запомнил, потому что тот через час вернулся к даче и спросил, нет ли свободных комнат. Получив утвердительный ответ, молодой человек заплатил, не торгуясь, за двое суток вперед и вновь отправился к друзьям. Машина, на которой компания прибыла на берег озера, уехала, по словам сторожа, около четырех часов дня, но парень, видимо, еще остался на берегу, так как заплатил за ночевку на даче.

— Чего же не понежиться-то у воды подольше? Она к вечеру — молоко парное. А народу в тот день не было ни души, кроме этих, потому как вторник… — с явным удовольствием рассказывал старичок. — Ну а я потом, вечером-то, бутылочку раздавил и ушел в магазин, за хлебом. Ключ у парня был. Я ему не нянька и не указка — когда приходить и что делать. Дело-то, чай, молодое. Может, он и не один остался, откуда мне знать. Слышал, вроде девка какая-то смеялась у машины…

В автомобиле, который привез Игоря на последний в его жизни отдых, находился и Эдвард. Вальку было строго-настрого наказано найти любой предлог, чтобы сделать Эдварда соучастником убийства и после того, как «это» случится, объяснить Эдварду, за что Игоря «наказали». Велено было сказать об этом так, чтобы Эдварду сразу стало ясно, что любого, кто окажется столь же болтливым, как Игорь, ждет подобная участь. При этом Родион попросил посмотреть на реакцию Эдика: что и как он скажет, не задаст ли каких вопросов? Из преподанного урока Эдвард должен был уяснить себе — он маленький винтик большой мощной организации с железной дисциплиной, основанной на беспрекословом подчинении авторитету лидера, подрыв которого карается смертью. Но главное, чего добивался Шелковников, это появление у Эдварда чувства сопричастности ко всему, что делается в банде. Он должен понять, что ответственность за ликвидацию члена группировки в одинаковой степени ложится на всех, кто знает об этом. Эдвард ни в коем случае не донесет в полицию — уж в этом-то Родион был уверен на все сто процентов, а значит, перед законом он виновен не только в соучастии, но и в недонесении, что тоже является преступлением.

Цель была достигнута. Эдвард все больше и больше погружался в трясину под названием «организованная преступность». Помимо прошлых своих вояжей в Россию и нынешней деятельности в наркоцепочке, где он был возвышен до звена среднего ранга, Эдвард стал невольным свидетелем убийства Игоря — в сущности, беззлобного и невреднего парня, вся вина которого состояла в том, что он оказался в какой-то момент времени чуть более разговорчивым, чем позволялось. Как Игорь попался в ловушку группировки, Эдик не знал, но мог предположить, что решающую роль сыграла нехватка денег в семье убитого. В любом случае о материальном недостатке в семье свидетельствовала более чем скромная экипировка парня в первые недели их знакомства, состоявшая из очень чистенькой, но порядком поношенной фирменной джинсовой рубахи, таких же джинсов и стареньких кроссовок. Это уже чуть позже — когда Игорь получил свой первый, установленный Родионом Александровичем заработок — его гардероб значительно пополнился.

Эдвард не видел, как «Лебедь» топил Игоря. Шашлыки были съедены, водка выпита. Эдвард занялся тушением костра и повернулся спиной к озеру, чтобы не дышать дымом. Валек усердно занимал Эдика разговорами, а Лебеденко позвал ничего не подозревавшего Игоря окнуться напоследок в воду. Было слышно, как они плескались и шумели в воде. Потом вдруг все стихло. Эдвард инстинктивно почувствовал неладное и, повернув голову к озеру, увидел, что «Лебедь» выходит из воды один. Это было как гром с ясного неба. Все знали о роли Лебеденко в группировке, так что никаких сомнений по поводу того, что Игорь уже никогда не вернется на берег, у Эдика не осталось. Он резко вскочил на ноги и молча уставился на убийцу. Тот спокойно подошел к Эдварду и тихо сказал:

— Не дергайся…

Эдик ударил его и тотчас получил в ответ сокрушительный удар в челюсть. «Лебедь» и Валек скрутили его и затолкали в машину.

Игорь был одним из трех ребят, кто напрямик подчинялся Эдварду, назначенному Шелковниковым шефом лаборатории по производству амфетамина. Теперь Эдику было приказано вместо убитого подыскать нового сотрудника. Обязательным условием являлась непричастность к употреблению наркотиков, будь то «колеса», травка и прочее. Тех, кто сидел на игле, рекомендовалось привлекать очень осмотрительно, только на самую грязную работу — распространение. Желательно не за деньги, а за дозу. Наркоман, как правило, был готов пуститься во все тяжкие, лишь бы получить вожделенную дозу, но при этом, попав в руки полиции, во время ломки зачастую выдавал тех, кто его снабжал товаром. Поэтому промежуточным звеном между наркозависимыми и другими участниками наркоцепочки, стоящими на чуть более высокой ступеньке иерархической лестницы криминального мира, обычно становились те, кем особо не дорожили, — «шестерки», которых в случае чего можно было сдать полиции, оставив неприкосновенными более крупные фигуры.

Эдик сам не вербовал наркодилеров, для этого у него были несколько человек, умело ориентировавшихся в разношерстной толпе молодежи. Как это ни удивительно, но в последние месяцы в ряды наркодилеров все чаще стали попадать молодые женщины, часто имеющие маленьких детей. В отличие от наркоманов, работать с женщинами было проще и безопаснее. Поскольку в обязанности Эдварда входило, кроме всего прочего, негласное курирование наркоцепочки и наркоточек, он периодически вел наблюдение за курьерами. Несколько дней назад его внимание привлекла новая «мадам» — очень яркая брюнетка с ребенком-грудничком. Эдвард всегда строго соблюдал дистанцию с наркодилерами, но на сей раз ему захотелось выяснить, что толкнуло молодую, красивую, дорого одетую женщину на опасный заработок. Под видом праздно шатающегося ловеласа, не обременного работой, он присел к «мадам» на скамейку сразу после того, как от нее отвалил очередной клиент. Молодая женщина искоса взглянула на него, но ничего не сказала.

— Жарко сегодня, — попытался завязать разговор Эдик. — хотите джина? — И протянул ей банку. — Да не стесняйтесь, пожалуйста, у меня в машине еще есть. Я Александр, а вас как зовут?