…Теплое июльское утро только начиналось. На синеватом, еще сумеречном небе появились первые признаки солнечного восхода. Восток порозовел, затем окрасился золотом, и светило величаво выплыло из-за горизонта, лаская первыми лучами притихшую на ночь листву и щебечущих птах.

До конца смены оставалось почти два часа. Эдик зевнул, потянулся до хруста в костях, поправил форму и вышел на улицу, потому что к погранпункту приближался джип. Окно автомобиля поползло вниз, и он по привычке заглянул в салон:

— Пройдите с документами к…

— Привет, старик! Ты чо, здороваться не хочешь? Друзей не узнаешь?

Из окна автомобиля на него смотрела улыбающаяся физиономия Валька.

— А мы-то думали, куда ты потерялся? Может, вообще слинял из Эстонии? Наводили справки, пока кой-кто не шепнул, что ты вроде сюда попал… Мы уже третий раз здесь, а тебя только сейчас застали. Ваши придурки не дают никакой информации. «Затем вам натта она? Обрасьсяйтесь в департамент… Нам запрессено каварить оп етом…» — передразнил он, кривляясь, кого-то из эстонцев-пограничников. — Да ты не думай ничего. Мы просто соскучились по тебе. Привет от шефа… Ты, это самое… не забыл нас-то? Ну, ладно, пошли на проверку!

Эдварду показалось сквозь тонированные стекла автомобиля, что на заднем сиденье сидел Родион Александрович, но у него не было желания удостовериться в этом. Выслушав Валька, он повернулся к своему напарнику и сказал на эстонском, что прихватило живот и ему надо срочно отлучиться. «Струсил! Как мальчишка струсил, — ругал он себя, удаляясь к административному зданию, где находились кабинеты. — Можно подумать, они не поняли, что я просто сбежал. Впрочем, если и поняли, то пусть знают, я не рвусь к общению с ними!»

Да и какая, в принципе, разница в том, был там Родион Шелковников-«Летчик», или Эдварду только так показалось. Ему было достаточно того, что они нашли его. Он решил про себя: если Валек или кто-то из них подрулит в нему со скользким предложением о содействии в переправке товара через кордон, то не останется ничего иного, как обратиться к вышестоящему офицеру с рапортом о переводе в любую другую воинскую часть. Но помогать он не собирается! Это чревато непрятностями. Одно дело, когда попадешься на мелочевке, другое — на серьезном деле. А наркотики — не шутка.

Однако Эдик напрасно опасался. Оставшиеся несколько месяцев прошли спокойно. Как это ни странно, его не тревожили до тех пор, пока не закончилась служба в армии. У него появилась мысль о том, чтобы стать кадровым военным. Но в конце концов, решил Эдвард, армия — не для него.

— …Ты чо это, Эдька, друзей забываешь? — услышал он в телефонной трубке через неделю после демобилизации до тошноты знакомый, чуть гнусавый голос Валька. — Неужто решил обосноваться в столице? Правильное решение. Молодчина. В гости-то пригласишь? — И с места в карьер продолжил уже другим тоном. — Тебя один человек хочет видеть… Завтра будь в Нарве. Мой номер телефона ты помнишь, надеюсь. Приедешь — звякни. Да… хочу предупредить — без фокусов!

В трубке запикало. Эдвард не стал выяснять, откуда у Валька номер домашнего телефона, которого нет ни в одном справочнике. Он был уверен, что тетка не могла его никому дать. Юлька знала, конечно, но за нее Эдик тоже поручился бы головой: Юлька не из болтливых, тем более он когда-то просил ее никому не говорить номер его телефона. Значит, вычислили по своим каналам.

Эдик психанул: почему Эстония такая маленькая? Чихнешь в одном конце, в другом услышат. Это Гамлет мог рассуждать: «Быть или не быть?» А он, Эдик, не принц датский, ему не выскочить из телеги. А может, стоит попытаться? В любом случае надо съездить в Нарву, — другого ему все равно не дано — послушать, что ему скажут, врубиться в ситуацию, а там уже решать, как выкрутиться из нее. Но продолжать быть наркокурьером и мотаться из Эстонии в Питер и обратно Эдвард не собирался. Он отдавал себе отчет в том, что рано или поздно он попадется с товаром, а париться на тюремных нарах он не собирался.

Сразу по приезде Эдварда в Нарву произошло событие, которого, по логике, не должно было бы случиться. Но логика — категория философская, и жизнь не вписывается в ее каноны. Ничего бы, наверное, не случилось, если бы Эдик заранее предупредил тетку о своем приезде. Но он не позвонил, надеясь застать ее дома, однако дверь оказалась запертой. Соседки тоже дома не было, поэтому Эдвард решил зайти в кафе перекусить. В нем, кроме самого Эдварда и девушки-барменши, выполнявшей также обязанности официантки, никого не было. Эдик сделал заказ и отошел от барной стойки.

Не успел он устроиться за столиком у окна, откуда можно было спокойно обозревать окрестности, как к кафе подъехала навороченная тачка, из которой вышел тощий разбитного вида юнец с очками на лбу и с массивной золотой целью на тонкой, с выпирающим кадыком, шее. Юнец зашел в кафе и, не оглядываясь, продефилировал к стойке бара. Взял банку кока-колы и развернулся в сторону Эдварда.

— Эй, ты, — спокойно произнес юнец, подходя к столику и взирая на незнакомца из-под полуприкрытых глаз, — это мой столик. Вали отсюда…

Эдик, не двигаясь с места, молча смотрел на юнца.

— Ты что, оглох? — все так же не повышая голоса, спросил молокосос.

— Не нарывайся на неприятности, парень. Я никуда отсюда не уйду.

— Ну ты и козел… — протянул юнец. — Ты откуда свалился такой борзой? Последний раз говорю, — голос молокососа зазвенел от злости, — это мой столик!

Увидев, что незнакомец никак не реагирует на него, юнец махнул в окно и из машины показался крепко сбитый, по внешнему виду явно качок, примерно такого же возраста, другой молодой раздолбай, пребывавший, видимо, в роли «шестерки» у первого.