– Фергюс, – повторила Мэгги. – Это он вам сказал? Возможно, это не настоящее его имя. Он бы не стал сообщать вам свое настоящее имя, поскольку он опасается, что вы сбежите. Тогда вы бы пошли в полицию и его дом нашли…
– Я не знаю, настоящее оно или нет, – пробормотала Элспит. – Но мы поженились. Он сказал, что все это должно иметь законную силу.
– Вы с ним поженились?
– Не в церкви. Мы сделали это здесь. Он заставил меня надеть свадебное платье и… – Женщина издала какой-то звук, похожий на крик чайки.
В голове Мэгги роились вопросы. О Фергюсе. Об этой странной свадьбе. О том, что он сделал с Элспит. О том, делал ли он вообще больно Элспит. О том, считает ли Элспит, что он причинит боль и ей, Мэгги. Но девочке не хотелось слышать ответы. Она понимала, что рано или поздно все-таки задаст эти вопросы, но не сейчас. Ведь сейчас она едва стоит на ногах, и весь ее мир превратился в зыбучие пески.
– Покажите мне все, – попросила Мэгги.
Держась за руки, они шли все дальше.
Мэгги молча вела Элспит, зажав лампу под мышкой и ощупывая стены в поисках розетки. Ага, вот она, надо вставить вилку. Ночник мигнул и осветил комнату. Следует быть осторожной. Если лампочка разобьется, их ждет долгая темная ночь.
Отстранившись от Элспит, Мэгги пыталась взять в толк, что к чему. Все в этой комнате было нарисованным. Все вообще. Она была похожа на гостиную, но окна…
Мэгги подошла к стене, ощупала ее, чтобы убедиться, что глаза не обманывают ее.
– Они нарисованы. Притом плохо. Он просто намалевал окна на стене. Зачем? Они же не дают света. Я не понимаю. – Девочка посмотрела на Элспит, но та только пожала плечами.
На стене были грубо, с грехом пополам, намалеваны занавески, голубое небо, зеленые поля. Краски образовали подтеки, как будто даже сами эти окна плакали над извращенностью того мира, который они скрывали.
У другой стены стоял грязный, обтерханный диван с торчащей из швов обивкой, напротив виднелось кресло другого цвета, без ножек, с мягкой спинкой. Еще на одной стене был намалеван книжный шкаф с полками и книгами без названий. Хуже того, на противоположной стене этот отвратительный тип намалевал картину, изображающую… картину. Мэгги на миг закрыла глаза, потом взглянула опять. Коричневая рама, а в ней детская мазня, жалкое поползновение изобразить три подсолнуха в голубой вазе. Жуть. Больше здесь ничего не было. Никакой мебели. Нет даже журнального столика, а ведь таким столиком можно бы садануть этого урода по голове, подумала Мэгги. Никаких декоративных подушек, которыми можно было бы его придушить. Мэгги подошла к дивану, толкнула его. Нет, он слишком тяжелый, его не сдвинешь. Как и кресло. Подавив в себе разочарование, Мэгги решила, что нельзя просто взять и сдаться.
Следующая комната оказалась еще одной спальней с небольшой кроватью. Мэгги сразу поняла, что та привинчена к стене, и не стала пытаться отодвинуть ее. Голый матрас, стопка постельного белья в изножье. Комода нет, только еще одно намалеванное окно и иллюстрированный журнал на полу. Мэгги подобрала его. На обложке красовались название –
– Это его спальня, когда он ночует здесь? – спросила она.
Элспит покачала головой. Вид у нее был несчастный.
– Ах вот оно что, – пробормотала Мэгги, вспомнив двуспальную кровать в той комнате, где она нашла Элспит. Надо перестать задавать вопросы о Фергюсе. – Тут есть кухня?
На этот раз Элспит сама выдернула вилку ночника из розетки и взяла Мэгги за руку. Они вместе двинулись по темному коридору. Мэгги уже много лет не держала никого за руку, даже свою собственную мать, не говоря уж о мачехе. Странно, как сперва от прикосновения незнакомой женщины тебе становится еще более неуютно, но потом, всего через минуту, ты радуешься ему.
– Это кухня, – объявила Элспит. – Здесь есть только пластмассовые столовые приборы. Все тарелки бумажные. И нет даже пластиковых мусорных мешков. Три пластиковые миски, чтобы подогревать еду. Микроволновка, привинченная к стене… Я уже пыталась ее отсоединить, и у меня ничего не вышло. Духовки нет. И чайника тоже.
– А что вы едите?