Конни не заметила, как он перестал плакать. И теперь смотрел на нее через плечо.
– Вам лучше уйти отсюда, – посоветовала Конни. – Полицейские принесут мне фотоальбомы. Пару дней вы будете чувствовать себя как выжатый лимон. Вам нужен крепкий сон. И побольше.
Кэл кивнул. Конни отпустила его, и он встал с пола и протянул руку, чтобы помочь подняться и ей.
– Спасибо, – тихо сказал Кэл. – Я больше никогда сюда не вернусь.
– Я вас понимаю. Люди, которым не доводилось терять близкого человека, думают, что ты прощаешься с ним только один раз, в церкви перед похоронами. Но это не так, ты прощаешься с ним во многих местах. В его любимой кофейне, на знакомом перекрестке, когда ты ешь карри или когда надеваешь тот пиджак, который нравился ему. Прощание происходит опять и опять. Оно может показаться вам бесконечным. Вы должны знать, что это не так, но этот процесс очень долог, и иногда путь получается не прямым, а окольным. Но вам помогут справиться с горем ваши дети.
Кэл кивнул.
– Я оставлю ключи в замке, если вы попросите полицейских потом вернуть их мне, – сказал он.
– Конечно, – ответила Конни и долго смотрела на удаляющуюся спину безутешного мужчины.
Дождавшись, когда его шаги донесутся из кухни, Конни встала там, где стоял убийца. И прислонилась спиной к стене.
– Почему эта комната? – спросила она, обращаясь к пустоте. – Если ты не планировал изнасиловать Анджелу, то было легче похитить ее из кухни, чтобы тебе не пришлось спускаться с нею по лестнице. Или когда она загружала белье в стиральную машину. В любом случае, на первом этаже.
Но Конни уже ответила себе на этот вопрос, когда обнимала вдовца. Убийца хотел выкрасть именно эту версию Анджелы – жены и матери. Он желал получить ее именно такой. Он наблюдал за ее приготовлениями, за ее глубоко личными ритуалами. Да, тащить ее бесчувственное тело на первый этаж было нецелесообразно, но преступника это не волновало.
Конни не стала ждать, когда на чердак сходит кто-то из полицейских, и поднялась туда сама. Здесь стояли ряды пластмассовых ящиков, на каждом из которых красовалась аккуратная надпись. Наверное, это почерк Анджелы, подумала Конни, мелкий и красивый. Взяв три объемистых фотоальбома, она спустилась по лесенке и уселась на пол в коридоре, прислонившись к стене.
В альбоме не было ничего необычного. Фотографии, сделанные тогда, когда Анджела и Кэл познакомились, а потом поженились. Фотографии с отдыха, снимки их родителей, братьев, сестер. Затем у пары появились дети, и страницы альбомов начали заполняться фотографиями малышей, любовно напечатанными на бумаге, несмотря на современную тенденцию хранить фото только в папке на рабочем столе.
Конни дотронулась до сделанного крупным планом снимка Анджелы, сидящей на скамейке в парке, она посадила на колени обоих своих детей. Рядом с ними на траве было разложено угощение для пикника: разноцветные пластиковые стаканчики, крохотные сэндвичи и кексы. В тот день они сделали несколько снимков. Это были самые недавние из фотографий в альбоме. Тогда люди, изображенные на снимках, понятия не имели, что вскоре произойдет.
Конни встала. Надо взять эти альбомы с собой. Надо изучить каждую из этих фотографий, но времени на это уйдет немало, значит, нецелесообразно делать все это, находясь в доме Анджелы. Необходимо погрузиться в жизнь убитой женщины, почувствовать ее личность. Отыскать то общее, что объединяло ее и Элспит Данвуди.
Вздохнув, Конни взглянула сначала на часы, затем на свой мобильник. День закончился, но у нее не появилось никакой новой информации ни об Элспит, ни о Мэгги. Не было и их трупов, и это единственная хорошая новость. Надеясь, что Барда скоро освободится, Конни отправила ему сообщение. Ей пришло в голову, что она не ела уже двенадцать часов, а ее завтрак состоял только из фруктов и кофе.
«Встретимся у барной стойки в кафе моего отеля в десять вечера. Разбор полетов и обсуждение планов на завтра за ужином и выпивкой».
Когда Конни приехала в студию йоги «iYoga» в Ист-Бротн-Плейс в центре Эдинбурга, там шли вечерние занятия. Полиция уже изучила, что делала Элспит вечером перед своим похищением, и опросила всех, кто занимался в ее группе йоги. А также тех, кто разговаривал с ней или видел, как она уезжала. Полицейские изучили записи с видеокамер. Но Конни хотелось получить информацию более личного плана.
Ожидая окончания занятия, она побродила по коридорам между различными студиями, попила апельсиново-огуречной воды, осмотрела раздевалки. Обстановка в этом старинном здании была ультрасовременной и нарочито уютной, поскольку владельцы недвижимости на этой улице лезли из кожи вон, стараясь привлечь состоятельных арендаторов. Сверкающие паркетные полы и зеркала в человеческий рост как-то не вязались с великолепным фасадом здания и дыханием истории, исходящим от него, и Конни это нравилось. Ничто не обязано быть внутри таким, каким кажется снаружи. Это, разумеется, относится и к людям.
Инструктора по йоге, чье занятие Элспит посетила в тот вечер, когда ее похитили, звали Дарпана Чола. Сейчас ее занятие завершалось релаксацией и медитацией, и вид у этой тоненькой и гибкой женщины был торжественный и серьезный. Конни пожалела о том, что не может видеть цвета в этой комнате, что с ней бывало нечасто. Дарпана была одета броско – на ней был костюм с лайкрой и несколько струящихся шарфов. Металлические волокна в ее костюме блестели на свету, когда она медленно размахивала руками и двигала кистями. «Вдох на три счета, выдох на три счета», – скомандовала Дарпана. Конни не слышала этих слов, она прочла их по губам инструкторши. Все женщины в группе медленно открыли глаза и вытянулись на своих ковриках, выйдя из состояния медитации. Одни из них вернутся сейчас домой, другие отправятся развлекаться, кто-то поедет на ночную смену. Для всех них упражнения, позволяющие уйти от действительности, были на сегодня завершены.